мог произнести это вслух. Не знаю, почему, но…
– Не важно, – мягко шепнула она. – А теперь и я могу сказать…
Каван негромко засмеялся:
– Ты много раз говорила, что любишь меня.
– Но я еще не говорила тебе, что жду твоего ребенка.
Он ошеломленно уставился на жену:
– Правда?
Гонора улыбнулась:
– Правда.
Он положил руку ей на живот.
– И ты знала?
Гонора кивнула:
– Я поняла не так давно и обязательно сказала бы тебе. Просто я хотела убедиться, что наше дитя зачато в любви, а не потому, что ты должен продолжить род.
– Поверь, Гонора, вовсе не долг заставил меня лечь с тобой в постель. Это любовь.
– Странно, правда? Мы не выбирали друг друга, как мужа и жену. Но потом сами решили стать мужем и женой, и это был наш выбор.
– Навсегда… навсегда… навсегда… – повторял Каван, целуя ее.
– Если бы я приносила тебе обеты сегодня, я бы давала их искренне и с любовью, – сказала Гонора.
– Я не жалею, что не обменялся с тобой обетами, потому что тогда я говорил бы их по обязанности, а не от души.
– Теперь это не важно, – заверила его Гонора. – Значение имеет только то, что мы любим друг друга.
Каван улыбнулся и поцеловал ее.
– И я намерен провести остаток ночи, доказывая тебе, как сильно я тебя люблю.
Глава 36
Гонора пошла на вересковую пустошь одна. Зима расщедрилась и подарила по-настоящему теплый день, хотя ей все равно пришлось надеть шерстяной плащ. Гонора несколько раз глубоко вздохнула и зашептала молитву. Она была так благодарна Создателю за свою счастливую жизнь!
Каван относился к ней просто замечательно. Она до сих пор не могла поверить, что он оказался таким хорошим человеком и что у нее теперь есть такая великодушная и любящая семья. Родственники с нетерпением ждали младенца, который должен был родиться ближе к осени. В деревне все тоже очень обрадовались этому известию. В конце концов, на свет должен был появиться будущий лэрд Синклеров.
Да, жизнь прекрасна, а будет еще лучше.
Гонора не скорбела о смерти Калума – отчим заслужил свою судьбу. Она не удивилась, когда Каван обратился к ней перед вынесением приговора. Муж уже определил, каким тот будет, но хотел, чтобы Гонора поняла, почему он пришел к такому решению. Он не обязан был обсуждать его с ней – слово лэрда считалось окончательным, и Гонора была благодарна ему за то, что он учел ее мнение.
Она понимала, что убийство Тавиша не может остаться безнаказанным и все, кто за него в ответе, должны понести суровое наказание.
Каван ни с кем не обсуждал дальнейшую судьбу Мордрака, но все понимали, что того тоже ждет смерть, никак иначе нельзя было обеспечить безопасность земель Синклеров. Мордрак родился, чтобы побеждать, по-другому он жить не мог. Каван решил, что его люди могут выбирать – либо присоединиться к клану Синклеров, либо разделить судьбу своего вождя.
Лахлан с воинами остался в крепости варваров. Они будут оборонять земли, пока Каван не решит, кого назначить тамошним лэрдом. Это было важное решение, и они с Артэром проводили много времени, обсуждая кандидатов.
Гонора радовалась обретенному миру. Им хватило страданий и утрат, и Ронан до сих пор не нашелся. Каждый раз, когда Каван вглядывался в даль, Гонора понимала, что он надеется, что именно сегодня его брат вернется домой.
Адди, Артэр, Каван и она сама верили, что однажды Ронан найдет дорогу домой, и тогда Адди снова обнимет всех своих сыновей.
Гонора шла вперед, жалея, что еще не цветут цветы. Она бы нарвала букет для Адди. Свекровь все еще оплакивала утрату мужа, но постепенно она становилась прежней Адди. Гонора сомневалась, что когда- нибудь свекровь перестанет думать о Тавише, но все же будет делать это с легким сердцем, перебирая любимые воспоминания.
Вдруг на Гонору упал яркий солнечный луч. Она раскинула руки и закружилась на месте, как делала еще маленькой девочкой. Тогда она мечтала, полагая, что это всего лишь детские грезы, но мечты сбылись, и Гоноре казалось, что она самая счастливая женщина на земле.
Задрожала земля. Гонора услышала звук, похожий на отдаленный гром, и спокойно обернулась, чувствуя себя в полной безопасности. К ней быстрым галопом приближался вороной жеребец, на котором сидел ее муж.
Его темно-каштановые волосы развевались на ветру, лицо сияло от радости. Возможно, кто-нибудь думал, что шрам портит его черты, но Гонора считала, что он только добавляет ее мужу привлекательности.
На Каване не было плаща, только рубашка и плед. Поравнявшись с Гонорой, он наклонился, а она потянулась к мужу.
Он обвил рукой ее талию, легко поднял вверх, посадил в седло перед собой и перешел на легкую рысь, прижимая к себе жену.
– Когда я увидел, что ты не смотришь, куда идешь, сразу вспомнил тот день, когда я спас тебе жизнь на этом самом месте, – сказал Каван.
Гонора улыбнулась:
– В тот день ты меня здорово напугал.
Он рассмеялся:
– Это ты меня напугала.
– Правда? – удивленно спросила Гонора.
– Конечно. Ты не смотрела под ноги и все приближалась к краю скалы. Я уже не сомневался, что ты упадешь и разобьешься насмерть, а я не успею тебя остановить.
– Вот уж не думала, что тогда ты скакал специально, чтобы спасти меня.
– Только для этого. – Каван поцеловал ее. Гонора улыбнулась и тоже поцеловала мужа.
– Ты мой герой.
Он повернул коня в сторону замка.
– А ты – любовь всей моей жизни.
Они неторопливо возвращались обратно, разговаривая, смеясь, целуясь, а когда добрались до замка, солнце уже садилось.
Смех и разговоры продолжались весь вечер, пока семья ужинала, а потом Каван, извинившись, отправил ее в постель одну. Он собирался что-то обсудить с Артэром, и это не могло подождать, но пообещал, что присоединится к ней как можно скорее.
Адди проводила Гонору до спальни и преподнесла ей подарок – красивую тонкую голубую ночную рубашку длиной до щиколоток, с длинными широкими рукавами, собранную под грудью, с глубоким вырезом и желтыми и белыми лентами.
В такой рубашке хорошо спать, но еще лучше ее снимать. Гонора от души поблагодарила Адди, забралась в постель и решила дождаться мужа. Но очень скоро ее начало клонить в сон, и она задремала.
Гонора не знала, прошло несколько минут или несколько часов, когда муж разбудил ее. Он сделал это очень ласково, уговаривая встать и пойти с ним, потому что это очень важно.
Гонора потерла сонные глаза. Каван велел ей обуться, и она послушалась. Он накинул ей на плечи
