– А кто этот человек, который осмелился приблизиться к Деве?
– Неустрашимый человек, Гари, способный на все: охотник на змей из Черных джунглей.
– Он должен умереть.
– Он умрет, Гари, куда бы он ни бежал. Мы настигнем его и задушим нашими арканами. А теперь иди прямо, пока не достигнешь берега реки; я же отправлюсь в пагоду стеречь Деву. Прощай и пусть богиня защитит тебя!
И два туга разошлись в разные стороны. Едва стих шум их шагов, Тремаль-Найк, слышавший все до последнего слова, вскочил на ноги.
– Каммамури, – с волнением сказал он, – нам нужно разделиться. Ты слышал: они знают, что я высадился, и ищут меня.
– Я слышал все, хозяин.
– Ты пойдешь за индийцем, который направился к реке и, как только сможешь, переправишься на другой берег. А я пойду за другим.
– Ты что-то скрываешь от меня, хозяин. Почему ты тоже не идешь к берегу?
– Я должен попасть в пагоду.
– О не делай этого, хозяин!
– Я непреклонен. В этой пагоде они прячут женщину, которая меня околдовала.
– А если тебя убьют?
– Они убьют меня рядом с ней, и я умру счастливым. Иди, Каммамури, иди. Меня гложет нетерпение, я весь горю!
Каммамури издал глубокий вздох, который показался стоном, и поднялся.
– Хозяин, – взволнованно сказал он, – где мы встретимся?
– В хижине, если я не погибну. А теперь уходи!
Маратх двинулся прочь по следам индийца, держа путь в сторону берега. Тремаль-Найк смотрел ему вслед, скрестив руки на груди и нахмурившись.
– А теперь, – сказал он, гордо поднимая голову, когда маратх исчез в темноте, – бросим вызов самой смерти!..
Он повесил на плечо карабин, еще раз оглянулся вокруг и удалился быстрыми, неслышными шагами по следам второго индийца, который не должен был уйти далеко.
Дорога была трудная и запутанная. Насколько хватало глаз, все вокруг было покрыто густым бамбуком, который поднимался своими тонкими, гибкими стволами на необычайную высоту.
Человек, не знакомый, с этими местами, без сомнения, заблудился бы среди этих гигантских растений и не смог бы пройти бесшумно, но Тремаль-Найк, который родился и вырос в джунглях, продвигался быстро и уверенно, не производя ни малейшего шороха.
Он не столько шел – это зачастую было просто невозможно – сколько полз, подобно змее, скользя среди растений, не останавливаясь и не колеблясь в выборе пути. Иногда он прикладывал ухо к земле, чтобы убедиться, что не потерял след индийца который шел впереди. Он улавливал колебания почвы от его шагов, как бы ни были они легки.
Он прошел уже больше мили, когда заметил, что индиец вдруг остановился. Три или четыре раза он прикладывал ухо к земле, но почва не передавала никакого шума. Тогда он встал, прислушиваясь с глубоким вниманием, но ни единый шорох не донесся до него.
– Что случилось? – прошептал Тремаль-Найк, оглядываясь вокруг. – Неужели он заметил, что я иду за ним? Будем настороже!
Он три или четыре метра прополз, потом поднял голову, но тут же снова опустил ее. Затылком он натолкнулся на что-то мягкое, что свисало над ним с высоты и почти тут же подалось назад. Быстро выхватив нож, он откатился в сторону и глянул вверх.
Поначалу он ничего не увидел, или по крайней мере ему показалось, что он ничего не видит. Однако он был уверен, что на что-то натолкнулся, и это не был просто лист бамбука.
Несколько минут он оставался неподвижным, как статуя.
«Это питон!» – вдруг воскликнул он, однако без всякого страха.
Неожиданный шорох послышался среди бамбука, потом что-то темное, длинное, гладкое, колыхаясь, спустилось по одному из стволов. Это был чудовищный питон, длиной не менее двадцати пяти футов, который потянулся к охотнику, стараясь обвить его крепкими кольцами и задушить в своих страшных тисках. Его пасть была открыта, оттуда, извиваясь, свешивался раздвоенный язык, а горящие глаза угрожающе блестели во тьме.
Тремаль-Найк замер и дал ему спокойно спуститься, чтобы не быть схваченным разъяренной рептилией и не превратиться в груду поломанных костей и окровавленного мяса.
«Если я пошевелюсь, я погиб, – сказал он себе с полным хладнокровием. – Но если индиец, который идет впереди, ничего не заметит, я спасен».
Питон спустился, коснувшись головой земли. Он потянулся к охотнику на змей, который сохранял неподвижность трупа, поколыхался некоторое время над ним, касаясь холодным языком, потом попытался подлезть вниз, чтобы обвить его своим длинным телом. Трижды он пытался это сделать, шипя от ярости, и три раза отступал, свертываясь в кольца, поднимаясь и опускаясь с бамбука, вокруг которого он обвился.
Трепеща, охваченный ужасом, Тремаль-Найк продолжал сохранять неподвижность, прилагая