В кабинете Кулиша Павел сидел на стуле, который обычно занимали подследственные. Но и на этом неудобном, узком и жестком седельнике сумел он сохранить величественную, хозяйскую позу.
— Бравина хочет встретиться с детьми, — веско заявил он следователю, разглядывая свои ногти.
— Вам адвокат передал ее просьбу?
— Почему адвокат? Она мне сама сказала.
— Как?! Вы что, встречались с ней?!
— Конечно. Во время свидания она…
Возмущенный Кулиш преодолел почтение:
— А кто… кто посмел разрешить свидание без моего разрешения?!
— Тот, кто смеет. — Павел доброжелательно улыбнулся, скрывая неприязнь. — Вы человек исключительной душевной щедрости. Но не вы один. Есть еще в вашей системе человек, такой же добрый и отзывчивый, как вы.
Кулиш замер, подыскивая веское возражение.
— Дело в том, что в процессе следствия контакты подследственного с внешним миром исключены. В интересах следствия.
Фауст согласно кивал, продолжая разглядывать ногти.
А Кулиш запальчиво, но уже без возмущения, продолжал:
— Допустимы контакты только с адвокатом или очные ставки.
— Вот и организуйте Бравиной очную ставку с детьми.
— Но они же ни с какого бока к этому делу…
— Как это, «ни с какого бока»? У нее был конфликт с мужем, и вы якобы выясняли, были ли раньше подобные стычки… Да что это я вам, такому опытному следователю, советы даю?
Кулиш растерянно заморгал и утер лоб платком. Он искал возможности, не совершая вопиющих нарушений, выполнить требование солидного спонсора. Как опытный крючкотворец, перебирал варианты:
— Пожалуй, такой вариант приемлем… Да, как очную ставку… Хотя от пострадавшего искового заявления не поступало.
Павел бросил на него встревоженно-удивленный взгляд:
— Я вас правильно понял: Бравин не заявлял на Владу?
Кулиш покраснел и снова утер лоб.
— Я не совсем точно выразился… Дело в том, что… что… В общем, по причине временной недееспособности…
— Подождите! — жестко прервал Павел. — Говорите конкретно: есть заявление от Бравина?.. Нет, лучше покажите мне это заявление.
Кулиш перевернул взмокшую часть платочка. Глаза его заметались, как у зверька, попавшего в капкан. Как глупо проговорился!.. Проболтался.
— Все не так просто, как вы думаете. Бравин, по причине полученных увечий, сам не мог предъявить иск. Но его доверенное лицо… Дудин.
— Что?! Дудин?! — сейчас глаза и мимика Павла были в полном согласии: он не скрывал своего изумления. — Значит, от пострадавшего заявления не было?! Так почему вы не закроете дело?! Это же элементарно!
— Нет, уважаемый Георгий Павл… Павел Георгиевич, нет! Все не так просто… Зафиксирован факт преступного деяния! Есть свидетели…
— Погодите!.. Как вас зовут? — Павел спросил брезгливо, словно муху в борще увидел.
— Николай Михайлович…
— Так вот, господин следователь, насколько мне известно, раз нет заявления, — нет и преступления. Может, они по взаимному согласию… Да не возникайте! Дослушай до конца. Бравин никакой жалобы не писал. Вот и закрой это дело. А с самим Бравиным я улажу. Это я обещаю тебе.
— А с Дудиным ты тоже
— А с Дудиным не хрена улаживать. Дудин — «ноль». Никто он в этом деле. С боку припека. Так что, закрывай это…
Кулиш снова покраснел, но теперь уже от негодования. И голос его прорезался. И почтение преодолел:
— Вы вот что, господин Паустовский. Вы если не знаете законов, то мне не диктуйте… что и как! Я не первый день в этом кресле… И тыкать мне не надо! Я старше вас.
— Я могу тебе и «выкать», если так хочешь, — презрительно ощерился Павел. — Могу и по отчеству называть… Напомни, кстати… Как зовут?
— Николай Михайлович, — повторно представился Кулиш. Гнев улетучился, как воздух из дырявого шарика.
— Так вот, Николай Михайлович, я плачу деньги за то, чтобы мои… советы выполнялись. Кстати, я решил добавить… Вот… Берите, берите, не стройте из себя девственницу. Это нормальная сделка. Стесняться не надо. Не стесняться надо, а условия сделки выполнять.
— Так я разве против? Я все делаю, чтобы Бравину выкрутить… Только и мои возможности ограничены. Знаете, как нас контролируют!
— Кто? Кто контролирует это дело? Шепните мне имя, я улажу с ним.
— Все не так просто, Павел Георгиевич, как вам кажется. С той стороны постоянный контроль.
— С какой — с той? Со стороны Бравина?
— Ну да! Бравина! С его стороны.
— Но вы говорите, что Бравин недееспособен. Или для этой процедуры дееспособность не учитывается?
— Все не так прос… В общем, Бравин поручил Дудину…
— Погодите! Есть официальное подтверждение полномочий Дудина?
Кулиш замялся, а глазки метались, суетились. Искали благопристойный выход.
— По закону совсем не обязательно заявление пострадавшего. Вот, например… — Кулиш оживился. Он нашел аргумент: — например, если бы она его убила! Как бы он мог подать иск? А? Иска бы не было, а деяние есть. Преступное деяние. А мертвый же не мог пожаловаться. Согласно законам, не иск является основанием для возбуждения уголовного…
— Все, понял, — устало отмахнулся Павел. — Убедили. Значит так: пока дайте ей свидание с детьми. На один-два часа. А об остальном потолкуем позже… — Он решительно поднялся, неприязненно оглядел следователя и направился к выходу.
«Стало быть, Бравин не подавал заявление. Это облегчает дело. Будем давить на Дудина».
Бедный Дудин! В тяжелую ситуацию вогнало его усердие. Как раз в тот момент, когда Павел придумывал тактику воздействия на Генриха, Лекс уже давил: безжалостно, безапелляционно. Он только что вернулся из Германии. Операцию ему сделали успешно, но предстояла еще одна, для закрепления эффекта. Сейчас он сидел в глубоком кресле с повязкой на глазах, но беспомощным не выглядел. Наоборот, его физическая слепота прибавила внутренней зрячести. Он стал «видеть» то, что раньше мешала видеть беспечность абсолютно здорового человека.
— Я начинаю думать, что ты и не старался! — гневно рокотал он, сжимая подлокотники кресла. — Любой другой на твоем месте уже давно добился бы освобождения.
— Пойми, Лекс, я подключил массу людей, потратил уйму денег, но все пока вхолостую. Следователь артачится, упирается.
— Так заткни ему глотку деньгами! Раз упирается, значит, хочет деньги.
— Дал уже. Как ты и сказал. Сразу дал!
— А результат? Где Влада? За что он деньги берет?
— Так ведь по закону…
— Брось юлить! Мне не рассказывай про наши законы. Не забывай: я в Германии только лечился. Не
