то, бандиты обычно патрон в патроннике держат, я уже многократно убеждался в этом. Если нет, то любая моя попытка вооружиться будет пресечена очередью в спину. Потому следует подумать, стоит ли пробовать.
– Написал?
– Написал…
– Что написал?
Я прочитал. Имам удовлетворенно кивнул и задумался.
– Что дальше?
– Дальше пиши…
Он опять взял паузу, подняв взгляд к высокому потолку, а я стрельнул коротким взглядом в сторону пистолета. Стоило большого труда удержать руку. Нельзя торопиться, нельзя… До того как взять пистолет, еще следует посмотреть, что за спиной делается. При первом же удобном моменте следует посмотреть через плечо и, если ситуация позволит, начинать действовать…
– Братишкин тебе друг? – спросил имам.
– Друг. Вы знаете, что означает слово друг?
– Товарищ… Близкий товарищ… – Имам даже слегка обиделся, словно я своим вопросом обвинил его в плохом знании русского языка.
Он не понимает, что даже русские часто не знают слов, которые стали для них привычными.
– Не совсем так. Друг в древнеславянском языке означало то же самое, что соратник. То есть человек из одной рати, из одной дружины. Слово «дружина» и происходит от слова «друг».
– Я не о том, – отмахнулся имам на отвлекающий его от дела урок. – Твоя девушка его знает? Видела она его?
– Лично не знает. Я писал ей о нем, только и всего.
– Ну, и еще напиши…
– Что написать?
– Пиши, что вы по дороге к своей роте попали в плен и решили остаться у нас. Я, имам Султан Магомедов, встретил вас неласково, но справедливо. Поскольку все снайперы и все контрактники, как профессиональные убийцы, подлежат в наказание за преступления…
– Помедленнее, пожалуйста, я не успеваю… – попросил я, еще раз бросив взгляд на рукоятку пистолета и приняв окончательное решение.
Султан Магомедов стал говорить медленнее:
– …подлежат в наказание за преступления уничтожению, я предложил вам или казнь, или принятие ислама. Вы решили принять ислам, добровольно остаетесь с нами в лесу и готовы служить нам по чести и по совести… Написал?
– Сейчас… – сказал я. – Заканчиваю…
Я выводил последние строчки своего письма.
«Мы с Валеркой попали в плен к бандитам, которыми руководит имам Султан Магомедов. Он уговаривает нас принять ислам. Валерка вообще парень верующий и отказался сразу. Я от такого предложения сам хочу стать православным верующим. Не знаю, что нас ожидает. Нас с Валеркой разделили, а меня заставили писать тебе письмо. Пишу совсем не то, что мне диктуют. Ягнятами для заклания мы тоже быть не хотим. Постараемся вырваться. На всякий случай прощай, Вера!..»
Я отложил ручку и пододвинул письмо на середину стола. Имам взял его в руки и перевернул лист, чтобы прочитать. Моя рука уже приготовилась совершить короткое движение, чтобы схватить пистолет после первой реакции имама. А реакция последует обязательно. И я отвечу на нее в любом случае, даже если все стволы за моей спиной будут на меня наставлены…
Султан Магомедов поднял лист, но прочитать не успел. Где-то в стороне громыхнул взрыв, колыхнулось одеяло на двери и сорвалось с крепления. Грохот был сильным, но я вполне мог допустить по звуку, что это взорвалась граната, та самая «Ф-1», что была у Валерки Братишкина. И я верил, что взорвалась она в нужный момент и в нужном месте. Тем не менее взрыв вызвал секундное замешательство и рука не успела лечь на рукоятку пистолета. И тут же два автоматных ствола уперлись мне в спину и придавили плечи к столу. В таком положении взять пистолет было затруднительно.
– Что там случилось? Имран, разберись, – скомандовал недовольный имам, встал со своего стула, посмотрел на дверь, согнул лист с письмом по линии старых сгибов и положил в конверт. А сам конверт, полизав языком клапан, тут же заклеил.
Ждать ответа долго не пришлось.
– Этот… Второй, – сказал Имран, вернувшись. – Взорвал гранатой и себя, и наших.
Валерка взорвал себя…
Значит, что-то там пошло не так, значит, было какое-то обострение, и он вынужден был так поступить. А у меня даже гранаты нет и до пистолета я не успел дотянуться!..
ГЛАВА ПЯТАЯ
Весть о взрыве ударила и почти поразила меня. Я не понимал, куда и с какой целью увели Валерку, но у меня почему-то была уверенность, что, поскольку он категорически отказался принять ислама, то его отправят в клеть, где мы должны встретиться. Если я, конечно, соглашусь туда спуститься. Но если бы я и не согласился, я все равно за Валеркой обязательно бы забежал. И он тоже не оставил бы меня в плену. Это как раз тот случай, о котором мы разговаривали с имамом Султаном Магомедовым. Из друзей составляется дружина. И два человека – это уже дружина. Если каждый солдат спецназа ГРУ рассматривается при любых условиях самостоятельной боевой единицей, то дружину уже можно рассматривать как войсковую часть. А пока условия были не только против войсковой части, но и против боевой единицы. Я сидел на стуле, а два автоматных ствола прижимали мои плечи к столешнице. Не слишком удобная поза, но, чтобы не показать, что я испугался, мне пришлось почесать ухо.
– Ну вот, я написал… – начал было я почти равнодушным тоном, но кто бы знал, чего стоил мне этот тон, когда внутри все рвалось и требовало немедленного действия, требовало сопротивления и если не победы, то по крайней мере ущерба врагу.
– Переписывать не будем, – решил имам. – Твой друг сам выбрал себе смерть, и это его собственное дело. Не могу не отметить, что умер он как мужчина. Но откуда у него граната?
Вопрос был обращен явно ко мне, а я даже плечами в недоумении пожать не мог.
– Откуда у него граната? – теперь вопрос уже был адресован кому-то другому.
– Я так думаю, снял с пояса у кого-то, – сказал Имран.
– Тогда он достойно наказал нерадивого и невнимательного, и не стоит жалеть о таких.
– Али погиб, – сказал Имран. – Али должен был завтра в Москву ехать…
– Плохо он соображал, значит, чтобы в Москву ехать, – ответил имам. – Отпустите Вострикова, но обыщите. У него, надеюсь, гранаты нет?
Автоматные стволы ослабили давление, и я, преодолевая их сопротивление, выпрямился и встал, не дожидаясь, когда меня начнут поднимать за шиворот. Бандиты любят унижать людей. Они от этого чувствуют свою силу, хотя сильный и без того знает, что он сильный. А вот слабый всегда будет унижать другого, более слабого и не имеющего возможности оказать сопротивление.
Обыскивал меня Имран. Обыскивал тщательно, только что в трусы не лез. И ничего не нашел. Но обыском он был увлечен настолько сильно, что не заметил пистолетной рукоятки, выглядывающей из-под газеты. А я опасался, что он глянет в сторону и заметит оружие вблизи моей руки. Но все обошлось, и я не потерял возможности вооружиться. Только сделать это было необходимо осторожно и аккуратно. И до того,
