знают! Они не могут знать, какого дьявола создали и выпустили на нашу землю! Лучше бы они отпустили Повелителей – и наша смерть была бы быстрой и яркой! Лучше бы они завершили проект Д, чтобы не бояться Повелителей! Но только не это, не это!
Генератор светится еще ярче. Так сильно, что, даже когда я закрываю лицо руками, свет ослепляет меня. Я чувствую, как активируются заряды. И те, о которых было заявлено в пресс-релизе… И те, о которых Древние предпочли никому не говорить. Тайные. Скрытые. Такие мощные, что их хватило бы на то, чтобы уничтожить весь производственный комплекс. Создать воронку диаметром в два-три километра. Плевать на взрывную волну, плевать на разрушения – все что угодно, лишь бы остановить созданное чудовище!
Слишком поздно.
Генератор пожирает пламя, окружившее его. Втягивает в себя, как пылесос, – и вытягивается еще на добрую сотню метров вверх. И, кажется, вниз.
Вокруг него расходятся огромные трещины, заполненные холодной лавой и кипящим льдом. Одна из них поглощает меня и смыкается сверху, с мерзким чавкающим звуком перемалывая мои кости, мою плоть…
Мир замирает.
Я открываю глаза.
Шпиль Генератора Хаоса пронзает небеса.
До начала репортажа остается пять минут.
В первый раз мне было страшно и смешно.
Потом – наоборот.
Но теперь… Теперь это все надоело до самого сердца!
Все дороги ведут в преисподнюю. Но лишь одна – в никуда под названием «жизнь».
Каменные плитки странной дороги, больше похожей на извилистую тропинку, невесть кем выстроенную посреди жутковатого «сада», коим являлись Запретные земли, изменялись с каждым пройденным шагом. Розовый с золотыми прожилками мрамор сменялся грубо обработанным серым гранитом с вкраплениями блестящей слюды, уложенная плотными рядами морская галька – шероховатым красным кирпичом, сквозь трещины в котором прорастала изумрудно-зеленая молодая трава. Невысокие стрельчатые арки – словно дверные проемы, каждый раз ведущие в новый, непонятный, непознанный мир, который то сиял капельками росы на диких травах, обступающих дорожку со всех сторон, то скалился обломками ушедшей эпохи, оставившей после себя лишь руины, пронизанные паутиной проржавевших железных прутьев.
Дорога, которая приведет туда, куда желаешь попасть всем сердцем – только если не сойдешь с постоянно меняющейся плитки, не сделаешь одного-единственного шага в сторону. От непостоянных пейзажей за пределами дорожки очень скоро начинает кружиться голова, вместо твердого камня сквозь тонкие подметки сапог ощущается то рыхлая земля, то слежавшийся песок, то упругая живая плоть. Пальцы, скользящие по стрельчатым аркам, чувствуют, как холодный мрамор сменяют отполированная до блеска кость или шершавая древесная кора. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы просто не бояться сделать новый шаг, не утратить ощущения реальности в случаях, когда тело чувствует совсем не то, что видит сидхийское зрение. А Фэй упорно молчит, словно опасаясь нарушить хрупкое равновесие этой странной дороги.
Как я очутилась на ней – толком не могу вспомнить. При попытке восстановить в памяти события, начиная с момента, когда я нырнула в подводное оконце временного перехода, голова начинала гудеть, как разбуженный пчелиный улей.
Сколько я проспала на теплом красноватом мраморе под белоснежной узорчатой аркой, больше напоминающей ледяное кружево? Не знаю, но проснулась я с ощущением позабытого кошмара, который запросто мог бы отправить меня в сумасшедший дом, если бы я помнила хоть одну деталь. Фэй ничем помочь не мог, да и не хотел, судя по всему. Он и включился-то не сразу, а лишь после того, как я позвала его вслух, а для верности еще и постучала костяшками сбитых в кровь невесть когда пальцев по закрытому глазу. Может, оно и правильно – о некоторых вещах лучше позабыть. Тем более когда оказываешься на Дороге, ведущей к дому.
Или к любому другому месту, где хочется оказаться.
«Лесс, похоже, что тебе надо это увидеть…» – Голос браслета был каким-то приглушенным, напуганным, а когда я, сдуру послушавшись его, открыла глаза, то не устояла на ногах и упала на колени, не в силах совладать с внезапным приступом головокружения.
Надо мной зияла перевернутая бездна, над которой протянулась узкая, кажущаяся нереально хрупкой серебристая дорога. Пустота чернее самой черной ночи, где царила оглушающая тишина. Вдалеке тусклыми льдинками мерцали звезды, но их слабый свет не мог разогнать сгустившийся вокруг покрытых льдом, почти невидимых в темноте арок Дороги.
Пустой мир, в котором не осталось ничего и никого.
«Это что, нам один из вариантов развития событий демонстрируют? – нервно хохотнул Фэй, заливая мое запястье кроваво-красным сиянием. – Это что, с нами такое может случиться?! И нас беспокоил Равен? Лесс, да трепыхания этого мага-недобитка просто детский лепет по сравнению с такими масштабами разрушений!»
Фэй, если ты не прекратишь истерику, ее закачу я. А дорожку эту треклятую мне лично почти не видно! Как думаешь, что с нами будет, если мы с тобой по глупости вывалимся за ее пределы?
«Что с нами будет? – переспросил браслет, вспыхивая вдвое ярче и озаряя небольшой кусочек дорожки из матового серого металла. – А ты сунь какой-нибудь из ножичков за пределы арки – сама увидишь. Только ты сначала ладонь чем-нибудь обмотай, а то примерзнет рукоять намертво, приятного будет мало».
Там настолько холодно? – поинтересовалась я, рассматривая едва заметно светящуюся границу арки, до которой было чересчур близко – только руку протянуть.
«Там не просто холодно, там адски холодно. Превратишься в ледяную статую раньше, чем успеешь это осознать, и я тебе ничем помочь не смогу. И никто не сможет, даже тот, кто построил эту прогулочную дорожку».
А знаешь, самое смешное, что Джеру бы здесь наверняка понравилось.
«О да-а-а, Джерайн всегда пробирался туда, куда не просят, и чем крупнее буквы на табличке вроде «Не влезай – убьет!», тем сильнее ему хотелось туда попасть. Для него банальное «нельзя» без подробного объяснения, почему нельзя – как открытая вена для голодного вампира. Хочешь, чтобы д’эссайн-артефактор взялся за дело – сообщи, что задача ему не по зубам, и даже не стоит пытаться ее решить. В девяти случаях из десяти д’эссайн угробит кучу времени, но докажет, что небо черное, земля круглая, а кошка может быть жива и мертва одновременно».
Фэй, я все поняла, кроме кошки. При чем здесь некромантия?
В ответ браслет пробурчал что-то неразборчивое на тему недалеких сидхе, которые не различают науку и магию, а я подняла голову, рассматривая крошечные искорки-звезды. Странно, что их так мало – в летнюю ночь, когда у меня было время рассматривать небо, мне всегда казалось, что звезд-бисеринок на темно-синем, почти черном бархате так много, что сосчитать их не удастся за всю жизнь, а здесь можно не потратить и часа. Да и расположены они теперь как-то отдельными небольшими группками, будто крохотные островки на морской карте. Аметистовый остров, чуть в сторонке от него – сундучок с самоцветами…
«Лесс, ты долго собираешься глазеть на это? Может, у тебя здесь время и не ограничено, но ты уверена, что Джер долго протянет один посреди Запретных земель? Выжить-то он, быть может, и выживет, вот только вряд ли его культурный уровень от этого повысится».
Фэй, ты когда-нибудь научишься говорить кратко и по существу?
«Поясняю для всех недалеких сидхе, которые пялятся на звезды вместо того, чтобы шевелиться! Одичает он, о-ди-ча-ет. Не сразу, но кто знает, сколько времени он там уже провел? Д’эссайны по сути своей лишь хорошо адаптированные к обществу хищники, и когда встает вопрос выживания в чужеродной и опасной среде… Мне продолжить, или сама догадаешься?»
Намек понят, будем выбираться.
Я медленно поднялась и сделала осторожный шаг к высокой стрельчатой арке, покрытой скользкой
