ледяные пробки: это от бензина, который на морозе жадно поглощает воду, неуловимую нашим скверным замшевым фильтром. Опасный признак: если такие пробки окажутся при перелете через горы — неминуема авария.
В час дня все исправлено, моторы завелись, мы вырываемся из „снежуры“, которая выросла уже на сотню метров, и летим на восток: путь через горы на юг и возможность кругового полета на запад в неизвестную область арктического склона Анадырского хребта, о котором я мечтал, при такой погоде исключена.
Бешеная скорость — по ветру мы идем до 200 км в час. Как всегда последние дни бреющим полетом. К этому мы привыкли, но сегодняшняя скорость все же пронимает.
Мелькают опять льды, теснящиеся к берегам, лагуны, забитые снежурой, яранги, чукчи, поспешно прячущиеся под полог при виде надвигающегося чудовища, разбегающиеся олени. Временами совсем плохо видно — снег сечет, и как это ни возмутительно, сечет спереди и залепляет козырьки, хотя шторм попутный.
Холодно, как и все эти последние дни на северном побережьи. Всегда ниже нуля, на высоте температура до —15 град., и стынут ноги, а особенно замерзают руки, когда пишешь. А писать и фотографировать приходится беспрерывно. Сегодня, конечно, когда мы летим в белесой мгле, писать почти нечего — и можно греть руки в теплых рукавицах.
Через час и четыре минуты мы в Ванкареме. „Савойя“ сидит в воде, на мели — в заливчике. Мы пытаемся пройти дальше, в Уэлен. Впереди стена тумана, густого, добротного тумана. Тщетно Страубе старается пробиться через него — как только мы отрываемся от узкой косы мыса Ванкарем, все исчезает кругом, и лишь внизу чуть блестит матово вода. А впереди в этой толще тумана скалы мыса Онман!
Приходится вернуться. Вираж — низко над землей, левым крылом к фактории и посадка у „Савойи“.
Подойти к берегу нельзя — мелко. Выходим пешком — у кого крепкие сапоги, верхом — у кого сильные друзья, и наконец, в маленькой байдаре, которую пригнал мальчишка-чукча — те у кого нет ни тех, ни других.
Далее — томительные часы ожидания в Ванкареме: снег, туман, временами немного проясняется, но дальше ближайшего гранитного бугорка на мысу ничего не видно.
В Ванкареме несколько яранг, амбар и маленький домик фактории. Кроме хозяев набились все мы — экипаж двух самолетов, одиннадцать человек, и когда мы ложимся спать на неизбежные оленьи шкуры — некуда ступить. Ночью храп на все лады, то тонкий, то густой, и мрачные мысли о будущем, о невыполненных полетах, о достижении Анадыря.
Следующий день такой же тоскливый, туман, снег. К одиннадцати часам становится невтерпеж, туман как будто раздергивает, видно устье лагуны и мы решаемся попробовать.
Взлет; круг над устьем лагуны, но дальше такой же плотный туман, как и вчера, и ничего не видно. Через две минуты приходится вернуться, новее же стало немного легче, энергия нашла себе разрядку.
10-го сентября день замечательный, безоблачное небо. Заведующий факторией — чернобородый мужчина, которому мы бросали почту — говорит, что здесь такой день редкость. Мы спешим воспользоваться этой исключительной погодой и в 7 ч. утра мы уже в воздухе.
Прокладка пути сделана прямо отсюда на залив Креста, 130 миль по суше; мы увидим главный хребет Чукотского полуострова и гору Матачингай. Если не позволят тучи — пойдем на юг, на бухту Руддера.
Набираем тысячу метров; облака на юго — западе высокие и позволяют перейти к Кресту, но восточнее на горах лежит вплотную низкая облачность и верхний слой постепенно сливается с нижним в слоенный пирог. Тем не менее командир самолета решает итти по более короткому пути — на бухту Руддера.
Снова Матачингай и вся центральная часть страны уходит от нас, и никогда я не увижу, как устроен арктический склон Анадырского хребта — ведь все эти шесть дней полетов по побережью, кроме лагун при бреющем полете, я не видел ничего.
Но и этот маршрут для нас новый. Сначала—прибрежная северная равнина с озерами, затем обрыв Анадырского хребта, который уходит к западу блестящими от снега грядами. Здесь настоящая зима, все сверкает и на высоте полутора тысяч; мы мерзнем неистово.
Проходим вдоль Колючинской губы. Вот в ее южном конце та коса, на которой лежит злополучный „Советский Север“. Этот самолет, родной брат нашего, должен был сделать в 1928 г. грандиозный перелет — от Владивостока по побережью Полярного моря до Ленинграда. На борту был организатор этого рейса, Красинский, пилоты Волынский и Кошелев. Дойдя благополучно до Колючинской губы, самолет был здесь захвачен врасплох штормом. Стравили весь сжатый воздух (тогда на этих самолетах не было еще Бристолей), не смогли завести мотора — и беспомощную машину дрейфовало два дня на юг по губе, пока не выбросило на косу в измочаленном виде. Летчики добрели полуголодные и оборванные до первых чукотских жилищ.
К югу от Колючинской губы мы пересекаем ту же страну расчлененных гор, что и в прошлый раз, когда мы летели от Руддера к Мечигмену. Долины с озерами, болота, красные пятна на горах.
Впереди грозная преграда туч, лежащих сплошным слоем на горах. Мы идем над ней десять, пятнадцать, двадцать минут — впереди все та же пелена сияющих волн. По расчету мы уже над бухтой Руддера. Сколько придется еще итти, пока не встретим окно? Но оно близко — через 15 минут под нами темное пятно, и самолет ввинчивается в него спиралью все ниже, и ниже, кажется, спуску не будет конца: тучи почти лежат на воде.
Мы где то к югу от бухты Руддера, и можно итти прямо в Анадырский лиман. Сразу стало тепло, потому что ушли на юг от грозных пург, и зимы, и льдов. Горы — без пятен снега, трава желтеет по склонам.
Низко над водой, бреющим полетом идем на запад. Птицы не успевают спасаться от нас — и раза два Страубе отворачивает машину от слишком легкомысленной чайки: она хочет попасть под винт, а при ее жестком телосложении это привело бы к печальным последствиям не только для нее самой.
Сегодня опять не увидим знаменитой горы Матачингай, и даже не увидим Золотого хребта — мы скользим вдоль моря, у подножия гор, и под нами мелькают яранги, крутой берег. Над Русской Кошкой, входом в Анадырский лиман, круто поворачиваем, скользим над травой склона — и вдоль, через кошки, яранги, угольные копи, домой — в Анадырь.
У комбината стоит пароход, Страубе виражит над ним чтоб увидать его название.
В комбинате на треск моторов выбегают наши базовые сотрудники, которые переждав все назначенные сроки, отчаялись увидеть нас когда — либо.
13 ВЫРВЕМСЯ-ЛИ?
Страшно подумать об обратном пути
Наши моторы честно отработали положенные им 100 ч… и надо их заменить новыми и отправить на „материк“ (как говорят в восточных водах) для переборки. Смена моторов, если все пойдет гладко, не очень долгое дело и дней через 6 мы сможем начать регулярные полеты для съемки округа, базируясь на реке Анадырь. Прежде всего пролетим в Маркове, 700 км вверх по реке, куда у нас уже давно послано горючее. Мы будем иметь для работы; дней 7, и если за это время сделаем 5 полетов — то хоть в грубых чертах наметим основные линии края и отчасти выполним намеченный план работ, почти сорванный аварией на Ангаре и полетом на Врангель.
На пристани начинают ставить стрелу для подъема моторов. Моторы в громадных ящиках, каждый весит 800 кило, и надо десяток людей, чтобы передвинуть их на кунгас.
11 сентября чудесный, ясный день, стрела еще не готова, и мы решаем использовать остающиеся в
