«…Встав на трудовую вахту в честь областного совещания профактивистов, тов. Иванов И. И. дал две тысячи болтов, что составило сто один и четыре десятых процента».
Записывал все это товарищ Бабарыкин и чертил красивые графики, отображающие производственные успехи токаря Иванова.
Но вот недавно пришлось им лично познакомиться. Токарь Иванов неожиданно обеспечил выработку на сто пятьдесят процентов, да еще накануне очередного праздника — Дня здоровья.
«Вот какого человека вырастили!» — подумал товарищ Бабарыкин, нежно погладил свои красивые графики и спустился в цех.
Токарь Иванов стоял у станка и работал с большой производительностью.
— Молодец Иванов И. И.! — похвалил его товарищ Бабарыкин. — Значит, уже встал на вахту и сразу наглядные результаты?
— Да нет, — сказал Иванов, — Я просто так.
— Как просто так?! — опешил товарищ Бабарыкин.
— Ну так, — пожал плечами Иванов. — Работаю, значит. Стараюсь.
— Хе-хе! — сказал товарищ Бабарыкин и хлопнул токаря по плечу. — Да ты шутник. Шутишь все. Стараешься-то в честь чего, а?! В честь приближающегося дня…
— Да нет, — опять сказал Иванов. — Я это дело очень люблю. Просто исключительно люблю по металлу работать.
— В честь чего любишь? — недоверчиво спросил товарищ Бабарыкин.
— Люблю и все, — неохотно сказал Иванов. — Само по себе.
«Ой, что-то здесь не так», — подумал товарищ Бабарыкин. И вечером отправился к Иванову на квартиру. Чтобы поближе с ним познакомиться. Другими словами, чтобы наладить личный контакт.
Приходит и видит: все у Иванова как надо. Все соответствует передовому уровню. На стене почетные грамоты, на этажерке — книжки разные, в углу — гитара для занятий в самодеятельности. А сам Иванов сидит за столом и в школьной тетрадке какое-то приспособление соображает. И даже считает, довольно бойко, на логарифмической линейке.
Попили чаю, поговорили о том, о сем. Но производственных дел товарищ Бабарыкин из деликатности касаться не стал.
Только, уходя, заглянул в тетрадку и спросил:
— Рационализацией и изобретательством в честь чего занимаешься?
Иванов поперхнулся чаем и странным образом покраснел.
«Ага! — подумал товарищ Бабарыкин. — Крутись не крутись, а все равно я тебя наизнанку выверну. Не бывает, чтобы человек за здорово живешь такие показатели обеспечивал».
А Иванов, конечно, на другой день поставил свое приспособление и дал сто восемьдесят процентов.
Вызвал его Бабарыкин к себе в кабинет.
— Ну что, дорогой товарищ? — спросил ласковым голосом. — Будем сознаваться или будем запираться? Ты мне эту антимонию брось разводить! Давай по-хорошему. Вот и сводочка готова.
— Воля ваша, — сказал токарь Иванов. — Только, честное слово, я просто так. Обыкновенно.
«Эх, и байбак же ты! — в сердцах подумал товарищ Бабарыкин. — Байбак несознательный, и больше ничего!»
Между тем шло время, минуло несколько праздников и знаменательных дат, а у товарища Бабарыкина в отчете нуль. И график застрял на мертвой точке.
«Вот снабдил бог работничком! — думал он. — Со дня на день комиссия по проверке нагрянет — что я людям покажу?»
А тут, как назло, Иванов закончил техникум, получил диплом и, через какую-то недельку, обеспечил триста пятьдесят процентов.
— Ну, Иванов! — сказал товарищ Бабарыкин, спустившись в цех. — Ордена тебе мало! Давай рассказывай, как достиг. Благодаря чему.
— Благодаря знаниям, — скромно ответил Иванов.
— Опять свое гнешь! — закричал товарищ Бабарыкин. — А знания почему? В порядке отклика на что учиться пошел?!
И тогда токарь Иванов, несмотря на свое среднетехническое образование, грубо сказал:
— Идите вы туда-то и туда-то! — Господи боже мой! — схватился за голову товарищ Бабарыкин. — За что мне такие муки?
Он убежал наверх и от большого расстройства хотел даже уволиться — пусть, дескать, тут без него все прахом идет и горит синим огнем.
Однако впоследствии передумал. Просто плюнул на этого грубияна и заполнил пропущенные места:
«…Откликаясь на праздник День Здоровья, тов. Иванов И. И. выточил три тысячи один болт…»
Теперь токарь Иванов и товарищ Бабарыкин опять живут между собой дружно.
Черная суббота
Снова суббота, и снова мне идти в магазин. Пять дней я свободен от этой повинности, а в субботу утром меня ждет в коридоре большая хозяйственная сумка с пришпиленной к ней запиской, в которой перечислено, чего и сколько необходимо купить.
Последнее наставление жена выдает мне перед самым выходом:
— Купишь говяжьих ног на холодец. Ноги бери у Тони — она возле овощного магазина торгует, с лотка. Если будет черные подсовывать, скажешь: «Чей-т ты, Тоня, черные ноги мне кладешь? Ну, даешь ты! Своих, что ли, перестала узнавать?» Запомнил? Ну-ка, повтори.
Я поднимаю глаза к потолку и бормочу:
— Чего это ты…
— Не «чего это ты», а «чёй-т ты», перебивает жена. Чёй-т ты. Чувствуешь?.. Чёй-т ты… У жены это ловко получается. Даже с каким-то английским пришептывнием: «чёй-т ты»…
— Чёй-т ты, старуха… старательно повторяю я.
— Ты что — сдурел? — говорит жена. Какая старуха? Это ты в редакции у себя интеллектуалок своих можешь старухами звать. А Тоня человек солидный. Она тебя за старуху так пометет — не обрадуешься!
— Извини, старуха, — пугаюсь я. — Прилипло, понимаешь… Машинально срывается.
— Так, — продолжает жена, — в молочном отделе сегодня Люся торгует. Ты ее сразу узнаешь — полная такая, крашеная, глаза выпуклые, нахальные. Люся недавно с мужем развелась — ей ты комплимент скажешь. А то она тебе прогорклого масла взвесит.
— Какой комплимент-то?
— Ну, какой-какой… Придумаешь что-нибудь. Мужчина ты или не мужчина? Скажешь комплимент, глазки состроишь, улыбнешься.
— Не скажу комплимент, — упрямлюсь я, — Ни черта у меня с этим не получится. Ты вспомни: я тебе-то когда-нибудь комплименты говорил?
— Верно, — соглашается жена. — С комплиментом ты засыплешься… Слушай! А ты скажи ей антикомплимент: чёй-т ты, скажи, Люсьен, вроде похудела, осунулась?
— А не это… не пометет она? Не обидится?
— Да нет. Она толстая до безобразия, все похудеть мечтает — ей это приятно будет.
— Тогда, может, и улыбаться не надо? Жена нервничает.
— Нет, ты улыбнись! — язвительно говорит она. — Ты обязательно улыбнись. Господи, неужели всякой мелочи учить надо? Ну, кто же при таких словах улыбается — подумай! Живешь — прямо как на небе!..
— Ну, ладно, ну, не подумал, — успокаиваю я ее. — В полуфабрикатах-то что говорить?
