земле. Первородный ли грех, изначальный порок, дефект ли генетического устройства – этого тоже не знаю, но вижу, что жить становится невозможно, жизнь сделалась сплошным катаклизмом. Начиная с семидесятых годов мы пребываем в отчаянии, иногда казалось – мы остановили спад, но это был всего лишь был на месте, безумный и судорожный, пляска смерти! Нет, господа, – так продолжаться не может! Несчастная, истерзанная планета не вытерпит своих мучителей! Что-то случится! – Он отхлебнул из бокала. Никто не нарушил молчания. Г-н Аусель продолжал:
– Когда-то я любил свою работу. В школе я строг, все смолкает… Но знали бы они, как я боюсь их, этих детей, этих новых детей! И знали бы вы, как они переменились! Я хочу их спасти, но бессилен. Они ускользают, чужие… Да, это не наши дети, это… Не знаю, господа, что будет, но думаю: либо вселенская катастрофа, либо всечеловеческая мутация, иное, боже мой, чужое нам всем человечество. Нестерпимо. Ужасно… – Это не помешало ему сделать новый глоток. – Я не ретроград, нет!.. Если мы осуждены на прогресс – на такой прогресс! – пускай он себе движется, но, господа, без меня! Знаете, что я люблю еще на этой планете? Карликовые государства! Небольшой городок, живописные окрестности, крохотный парламент, или диктатор, или даже монарх – не имеет значения… Армия в полдюжины солдат. Как это забавно и прелестно! Иногда выкраиваю себе каникулы, приезжаю, с краюхой хлеба, ломтем сыра в котомке, брожу, сочиняю сказку о силе, которая отрезала бы государство-малыш от всего света, от всех его ужасов, но чтобы оно продолжало беспечальное житье под этим небом и под этим солнцем, одно! Мир-приют, мир-убежище!.. Если бы нашелся такой волшебник… Можете вы это сделать, господин Когль?
Вопрос прозвучал шутливо.
Нотариус (в том же тоне): Если таково ваше желание.
Смех за столом.
Биллендон: А неплохо придумано! В самый раз для меня.
'Но не для меня. – подумал странник. – Не для меня!'
Биллендон (продолжает): Только вот, прошу извинить, булочник-то у нас имеется, а из чего он булки будет печь?
Аусель (принимает игру): Что ж, нужны будут фермы и фермеры. Господин Когль обещал ведь увеличить население.
Нотариус: Эге, нет! Я не отвечаю за окрестности!
А у сель: Вы, кажется, вздумали с нами торговаться?
Нотариус (поднимая руки): Сдаюсь! Придется обдумать!..
Эстеффан: Можно сделать большие запасы медикаментов, продовольствия, обуви и одежды.
Кулинар (возмущенно): На консервах сидеть?!
Аусель: Вот она, деловая почва. Она сразу же уходит из-под ног. Создавать собственное хозяйство, администрацию…
Эстеффан: Может быть, господин Когль возьмет на себя заботу?.. Руководство, хотел я сказать!
Нотариус: Не забывайте: я стар. И приучен к тому же исполнять чужую волю, а здесь нужна собственная, ч незаурядная.
Кулинар: Пустяки, нанять можно человека! За хорошие деньги любой согласится. Пускай о нас думает и себя не забывает, от бессеребренников я толку еще не видал, притворы! Самого толкового бы найти!..
Аусель: Что ж, это мысль!
Эстеффан: Ну, а проблема совместимости? Вечно видеть одни и те же лица – это, знаете ли…
Доремю: Господа, о чем вы толкуете? (Облапив Биллендона, с горячностью.) Да я.., в такой-то прекрасной компании хотел бы прожить сто.., нет, триста лет и умереть в один день, ей богу!.. Или вообще не умирать!
Эстеффан: Но вы не будете против, если мы привлечем – ха-ха, – заманим в нашу компанию лучших, умнейших, талантливейших, создадим здесь новые Афины?..
Доремю: Золотые слова!
Биллендон, (иронически): Мир – приют, мир – убежище!..
Кулинар: Это слишком все, господа, это слишком! Меры никакой не знают! Меру надо знать!
– Так ли просят о чуде? – сказал странник.
А у сель (слегка охмелевший, ударяет кулаком по столу): Господин Когль, в конце концов, это ваша печаль!
Нотариус (чирикая): Разве я отказываюсь?
Эстеффан (настаивает): Все же как мы практически разрешим…
А у сель (с величественным жестом): Не знаю. Пусть это совершится само собой, как и полагается.
Нотариус: И немедленно? Или вы дадите нам время? Недостаточно продуманное чудо, оно, знаете ли…
Кулинap (подсказывает): Боком выйдет!
А у сель (услыхав): Ну, если собутыльники настаивают, даю вам сколько угодно времени!
– Но для, чуда хватит и мгновенья! – воскликнул странник.
– Нотариус: Слушаю и повинуюсь!
Аусель: У меня имеется еще одно желание, господин Когль. Его я выскажу вам с глазу на глаз.
Нотариус: Так и запишем… А теперь, – если с десертом покончено, я введу вас во владение наследственным имуществом. Прошу всех в мой кабинет.
Заскрипели плетеные кресла. Но добраться до сейфа и бронзовой чернильницы г-на Когля так сразу не удалось: распахнулась калитка, в ней появился Дамло. Он за это время успел сделаться ослепительным. Сияли пуговицы и пряжка, сияли ножны шпаги, сияла каска, пуленепробиваемая, с навечно впаянным гербом, с вентиляционными дырками под гребнем, сияли лакированные сапоги в его руке, ибо Дамло стоял на траве босиком, и в другой его руке барахтался, извиваясь, какой-то человечек. Не один странник видел его прежде: кулинарша, взвизгнув: 'Ой! Это он!', попыталась лишиться чувств.
– Разрешите доложить: задержан при патрулировании! – хрипло произнес Дамло.
Он поставил задержанного наземь, выскочил, вернулся с легоньким складным велосипедом, пояснил:
– Изъято при задержании.
Востроносенький, довольно унылого вида человечек поправил черную шляпу, съехавшую на глаза, отряхнул от пыли черный свой душный костюмчик.
– Мое почтение, – произнес он меланхолично. – Я частный детектив, такова уж моя работа!
– Что натворил этот человек? – спросил г-н Когль.
– Прошу прощения, подслушивал! – рявкнул Дамло.
– Не подслушивал, а прислушивался, – поправил задержанный, – последнего закон не возбраняет, хотя разницу вам не понять! Мы живем в свободной стране – так это или не так, будьте добры ответить! – Дамло и не подумал отвечать. – Так кто же воспретит мне свободу передвижения? Покажите мне правило, запрещающее прислонить к почтенной ограде муниципального сооружения свой собственный, приобретенный за наличные велосипед? А встать на него вы, что ли, мне не позволите? Если же я, того не желая, не намереваясь, совершенно случайно стал свидетелем…
– Шпион дерьмовый! – пропыхтел Дамло. – Я тебе…
