удовольствие и которые выгодно и умно было бы возобновить, коль скоро птичка сама летит в руки, сейчас, в присутствии рыжеволосой красавицы-маркизы, внезапно показались де Фоберу некстати свалившейся обузой.
За окном быстро темнело, поэтому мадемуазель де Лажуа пришлось подняться, подбросить дров в камин и зажечь свечи. В дверь осторожно постучали.
– А вот и ваш «яд».
На подносе, принесенном трактирщицей, красовались две чашки бульона и кусочек слоеного пирога.
– Вы решили поститься со мной за компанию, маркиза?
– Нет, просто я тоже не голодна. Вы в состоянии самостоятельно удержать чашку?
– Я в состоянии попробовать.
На этой незамысловатой посудине из обожженной глины их пальцы, словно невзначай, встретились и какое-то время не спешили расставаться.
– Вы выглядите уставшей, сударыня, – неуверенно заметил Эме, когда их ужин был закончен. За прошедшие сутки Виолетта заметно осунулась от волнений и недостатка сна. – Мне, право, неловко, что я доставляю столько хлопот. Вам нужно выспаться.
– Хорошо, я постараюсь, – мадмуазель де Лажуа послушно уселась в кресло, завернулась в плед и даже подложила под бок подушку.
– На этом пыточном стуле? В корсете и фижмах? – возмутился де Фобер. – Немедленно раздевайтесь и отправляйтесь в постель.
– Никуда я не пойду. Лекарь сказал, что вам нужна постоянная сиделка.
– Я имею в виду эту постель, – лейтенант многозначительно похлопал ладонью по одеялу.
– Вы в своем уме? – вспыхнула маркиза.
– Конечно. Тут вполне хватит места на четверых.
– Да, но…
– Виолетта, не будьте ребенком! – Эме тихо рассмеялся. – Прошлый раз с вами ничего не случилось, не правда ли? И, при всем желании, сегодня ночью я не смогу вас домогаться. Вы ничем не рискуете, Святой Девой клянусь.
– Значит, желание у вас все-таки есть?
– Не цепляйтесь к словам!
Какое-то время девушка колебалась. Потом нерешительно взялась пальчиками за шнуровку корсета.
– Отвернитесь, тут нет ширмы, – прошептала она, краснея.
Де Фобер послушно повернул голову и со вздохом уставился в темноту за окном. Вскоре мадемуазель де Лажуа осталась в одной легкой сорочке. Присев на краешек кровати, она вновь почувствовала смущение.
– Тут только одно одеяло…
– Оно большое.
– А на вас… На вас нет штанов.
– Сами виноваты. Я вас предупреждал. Не сидите на постели, озябнете.
Закусив губу, девушка осторожно скользнула под одеяло, стараясь пристроиться на самом краешке.
– Спокойной ночи, шевалье.
– Спокойной ночи, маркиза.
Ее действительно никто не домогался, и Виолетта вскоре почувствовала себя свободнее. К тому же накопившаяся усталость быстро дала о себе знать, поэтому не прошло и четверти часа, как мадемуазель де Лажуа задремала.
Первым ощущением при пробуждении было ощущение тепла. Девушка блаженно заерзала в постели и тут же с ужасом обнаружила, что она сама добровольно нарушила ту благопристойность, которую с вечера клялась себе соблюдать. Ночью в гостиничной комнате, расположенной под крышей, было холодно, так, что даже одеяло не спасало. Поэтому во сне зябнущая маркиза непроизвольно переместилась туда, где потеплее. И в результате проснулась под боком у шевалье де Фобера. Первой мыслью Виолетты было немедленно выскочить из постели. Но утро еще только занималось, а рядом со спящим мужчиной девушка чувствовала себя очень умиротворенно и уютно. Мысленно проклиная себя за слабость телесную, маркиза неуверенно положила голову на плечо Эме. Тот даже не шевельнулся. Дыхание раненого было ровным, вчера еще бледные щеки слегка порозовели. Девушка мечтательно закрыла глаза. «Еще немножко, пока он не проснулся». И вскоре задремала вновь.
За все нужно платить. Особенно за слабости телесные. Сквозь сладкий утренний сон Виолетта ощутила, как теплая рука осторожно ласкает ей грудь. Маркиза отреагировала не сразу, какое-то время считая, что это волнующее ощущение является продолжением сновидения. Лишь тогда, когда осмелевшие от безнаказанности пальцы сквозь тонкую преграду батиста слегка стиснули напрягшийся от прикосновений сосок, девушка, тихо охнув, изумленно открыла глаза.
Эме словно только этого и дожидался. Радостно встретив рассеянно-сонный взгляд удивленных зеленых глаз и точно предвосхищая вспышку справедливого негодования, лейтенант тут же запечатал ротик мадемуазель де Лажуа долгим поцелуем. Губы Эме, горькие от лекарств мэтра Жерара, были ласковыми и настойчивыми одновременно. Потрясенная, Виолетта даже не сопротивлялась. До тех пор, пока пальцы мужчины не отыскали второй сосок. Тогда, всхлипнув, она стремительно выскользнула из-под руки де Фобера и вообще из постели.
На лице Эме явно отразилось разочарование.
– Вы… Вы… Что вы делаете?! – девушка дрожащими руками схватила с кресла плед и, чуть не плача, закуталась в него, пряча от восхищенного взгляда лейтенанта плечи и грудь.
– Желаю вам доброго утра, мадемуазель. Посмотрите, что творится за окном. Настоящая французская весна.
Небо и правда было ясным и пронзительно синим.
– Вы меня целовали! – заявила маркиза возмущенно.
– Каюсь, не удержался. Если б вы могли видеть себя со стороны, Виолетта, вы бы меня простили. Не каждое утро доводится просыпаться в объятиях ангела.
– Я вас не обнимала! – мадемуазель де Лажуа торопливо прижала ладони к пылающим щекам.
– Разумеется, нет. Это я так себе льщу.
– Вы мне солгали!
– В чем? Разве вам плохо спалось? Разве я вас тревожил? А поцелуй… Поверьте, в нем не было ничего оскорбительного. Скорее наоборот, – голос Эме стал вкрадчивым. – Признайте, когда я целовал вас, вам было приятно.
– Еще чего! – Виолетта возмущенно сверкнула глазами.
– Маленькая лицемерка.
– Нахал!
– Я не хотел вас обидеть, клянусь. Сядьте на постель.
Маркиза подозрительно прищурившись, торопливо убрала со лба рыжеватый локон.
– Вы опять за свое?
– Садитесь, камин почти остыл. Нельзя стоять босиком на полу, простудитесь. Да садитесь же, я вас не укушу.
Девушка со вздохом присела, спрятав босые ноги под сорочку. Пол действительно был холодным.
– Мне нужно сказать вам что-то важное. Дайте руку.
– Вы беззастенчиво пользуетесь собственным ранением, шевалье, – буркнула мадемуазель де Лажуа, но просьбу Эме выполнила. Узкая девичья ладошка тут же утонула в крепкой и сильной мужской ладони. – Я вижу, вам становится лучше?
– Становится. Я всегда знал, что присутствие рядом красивой женщины исцеляет куда вернее, чем все настойки и кровопускания. Но я хотел сказать вам не только об этом, – де Фобер осторожно поцеловал тонкое запястье Виолетты. – Вы спасли мне жизнь, сударыня. И вам нет необходимости меня бояться. Я никогда, вольно или невольно, не причиню вам вреда, слышите?
