– Энн, не знаю, кто тебе об этом рассказал, но… Поверь мне, я желал тебе только добра.
– Еще бы!
– Это правда. Мы с твоей тетей всегда оберегали тебя…
– Оберегали? – перебила его Энн. – От чего? От моей матери? Вы отобрали у нее ребенка и лишили меня материнской заботы. У вас не было своих детей, вот вы и спланировали, как его добыть. Вы упекли мою маму в психбольницу… теперь ты и меня мечтаешь упрятать туда же. Уж не потому ли, что я вывела вас на чистую воду?
– Энн, ты все неправильно поняла… – Томас нервно тер руки о колени, не зная, как приступить к страшной истории Камиллы Рэдфорд.
– Тогда почему ты ничего мне не рассказал вчера? Ты пытался убедить меня в том, что я никогда не была в Джеймстауне.
– Ты там действительно не была. Твоя мама переехала в наш дом, как только узнала о своей беременности. Она боялась гнева своей матери, твоей бабушки, Энн. Та была очень строга с дочерьми…
– Ложь! Бабушка так и не смогла пережить смерть моей мамы. Именно поэтому она не захотела знаться с тетей Долли. Она считала ее виновной в смерти сестры. Или ты снова будешь мне лгать?
– Энн… – Томас Браун явно колебался. Сам он никогда не сомневался в благих побуждениях Долорес, но Энн… она слишком импульсивна. Слишком взволнована. Пока еще весь мир для нее делится на черное и белое, а поступок Долорес был не столь однозначен. – Это правда: твоя тетя всю жизнь корила себя за то, что позволила врачам увезти Камиллу в больницу, но… поверь, у нас не было иного выхода.
– Моя мать не была сумасшедшей! – воскликнула Энн. Сейчас в ней проснулась маленькая девочка, защищающая свою маму.
– Она была больна, Энн. Серьезно больна. Мы боялись, что она причинит тебе вред, как много раз она пыталась причинить его себе.
Энн слушала с широко раскрытыми глазами. Она настолько привыкла считать свою мать самой доброй и красивой, что явное несоответствие не укладывалось в ее голове.
– Однажды мы с твоей тетей вернулись из магазина и обнаружили тебя в ванне с ледяной водой. Ты надрывалась от плача и крика, а твоя мама как ни в чем не бывало делала маникюр. Страшно представить, чем бы закончилось твое купание, если бы мы не подоспели вовремя. Это чудо, что ты отделалась легкой простудой. Ведь тебе было всего полтора года. Мы с Долорес не знали, что делать. Твоя мама с каждым днем становилась все безумнее. Когда мы отвезли ее в больницу, она уже забыла, как ее зовут.
– Как она умерла?
– Мы до сих пор точно не знаем. Врачи сказали, что она выпила целую бутылку ацетона.
– О боже…
– Прости, Энн, что говорю тебе это. Теперь ты понимаешь, почему мы долгие годы оберегали тебя от правды? Мы заботились о тебе как о родной дочери. Твоя тетя старалась быть самой нежной матерью на свете. Пожалуйста, не забывай об этом и не вини ее. Она до последнего сражалась с безумием Камиллы. Она консультировалась с лучшими психиатрами, покупала ей самые дорогие лекарства, каждый день гуляла с ней по парку… все было напрасно. Камилле становилось хуже. Впервые она попыталась свести счеты с жизнью, когда тебе было всего три месяца.
– Но что послужило толчком?
– Врачи сказали, что дело в наследственности. Шизофрения чаще всего передается из поколения в поколение по женской линии.
– Значит… я тоже могу нести в себе эту заразу? И я тоже окажусь в психиатрической лечебнице, а однажды, когда врачи потеряют бдительность, хлебну какой-нибудь отравы?
– Энн, прекрати. Ты не больна.
– Ты ведь сам вчера сказал, что мне нужен врач.
– Сама посуди: в последнее время ты плохо ешь и почти не спишь. На тебя уже страшно смотреть. А еще эти разговоры о зеркале-убийце и письме с ключом от дома бабушки… Кстати, куда ты дела зеркало?
– Выбросила, – солгала Энн.
На лице Томаса тут же появилась мягкая улыбка. Человек верит лишь в то, во что он хочет верить.
– Вот и умница. А где ты провела день?
– Каталась по городу.
– Как машина? Ты вроде бы жаловалась на нее?
– Все в порядке, – устало ответила Энн. – Прости, но я жутко устала. Завтра мне рано вставать.
– Кстати, Люсинда посоветовала мне договориться с директором твоей школы, чтобы ты сдала экзамены на будущий год, – робко предложил Томас.
Он опасался, что Энн придет в ярость от одной только мысли, что ей придется лишний год ходить в школу и закончить ее позже своих одноклассников. Однако Энн лишь кивнула.
– Тогда я как-нибудь зайду в твою школу, не возражаешь?
– Нет, разумеется. Как считаешь нужным. – Энн зевнула.
– Ну все, ложись спать. У нас обоих был трудный день, но я рад, что ты с таким мужеством приняла страшное известие о своей матери.
Мистер Браун вышел из комнаты. Энн замерла и прислушалась. Только бы дядя не вздумал снова запереть ее на ключ! Но нет. Шаги затихли в дальнем конце коридора, и Энн наконец дала волю слезам. Она оплакивала не только свое горе, но и горе своей несчастной матери, потерявшей рассудок в столь молодом возрасте. Она оплакивала горе тети Долли, лишившейся сестры.
Однако Энн сейчас больше всего волновало собственное будущее. Дядя, без сомнения, отвезет ее к врачу. Она не сумасшедшая. У нее есть доказательство – письмо. И присланный ключ от дома миссис Рэдфорд. Не могла же она написать письмо сама! Она и понятия не имела о том, что ее бабушка жила в Джеймстауне.
Но почему человек, пославший письмо, до сих пор не дал о себе знать? Зачем было назначать встречу, на которую не собираешься являться? Кто он, таинственный автор послания?
Энн протянула руку и взяла с тумбочки сотовый телефон. Быстро нашла номер нового друга. Несколько длинных гудков.
– Алло?
– Мартин, это Энн. Прости, если разбудила, но мне нужна твоя помощь. – Энн выпалила это на одном дыхании. – Ты не мог бы приехать за мной? Боюсь, у меня не хватит сил добраться до тебя на своей машине. Мне больше не к кому обратиться.
– Ты в порядке? У тебя такой голос… Ты плачешь?
– Уже нет. – Энн всхлипнула. Ну почему всегда, когда тебя просят не плакать, слезы как по команде вытекают из глаз?!
– Как тебя найти?
– Нашвилл, Родео-драйв, пятнадцать.
– Считай, что я уже у тебя.
– Нет-нет, – остановила его Энн. – Завтра. Утром, когда мой дядя уйдет на работу.
– Он что, посмел тебя обидеть?!
