небо, если уж на то пошло?
— Да, небо здесь совсем чужое, — согласился Нумминорих. — Деревья и дома — Магистры с ними, я же не знаю, как они выглядят где-нибудь в Тулане или в Суммони… Но небо над нашим Миром совсем другое, это правда. А люди здесь есть?
— Этого добра тут хватает, — кивнул я. — Между прочим, я сам родился под этим небом. Несколько лет я даже жил здесь, неподалеку. Тогда я был совсем маленьким, но я очень хорошо помню эту улицу. Видишь этот дом через дорогу? Там в палисаднике был крошечный бассейн, в нем жили серебристые рыбки с красными плавниками и хвостиками. А ранней весной вокруг бассейна цвели крокусы — это такие смешные симпатичные цветы, немного похожие на кремовые пирожные мадам Жижинды… Я мог часами стоять у этого дома, уткнувшись носом в щель между прутьями ограды, — смотрел на рыбок и на крокусы. В то время мне казалось, что они — мои самые лучшие друзья…
— Так это правда? — восхищенно спросил Нумминорих. — Ты действительно родился в другом Мире? Я слышал всякие смутные сплетни насчет твоего происхождения, но думал, что это — метафора, просто такой способ пошутить по поводу твоей загадочной силы. Пишут же в древней Книге Безумий, что «Вершители рождаются, когда мертвые занимаются любовью, а звезды гаснут, глядя на это бесчинство»… Понятно, что это неправда, зато красиво сказано!
— Очень может быть, что это правда, — криво ухмыльнулся я. — Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что истина просто обожает лукаво выглядывать из самых нелепых утверждений… И потом, Магистр Нанка сказал мне, что в дни его молодости люди вообще не умели говорить неправду, даже просто так, ради красного словца. Разве ты не слышал?
— Ну, ты загнул… — с сомнением в голосе протянул Нумминорих. — Мертвецы занимаются любовью — по-моему, это как-то слишком!
— А то, что ты сидишь здесь, это как — не слишком? — вздохнул я.
— Не знаю, — обезоруживающе улыбнулся он. — До меня как-то не доходит, что все это действительно случилось… Все как во сне. А ведь во сне может произойти все что угодно, правда?
— Все всегда как во сне, — меланхолично заметил я. — Ладно, теперь надо бы понять, как отсюда выбраться…
— Прямо сейчас? — Нумминорих был разочарован. — А может быть, можно немного здесь погулять, если уж мы сюда попали?
— Потом, — решительно сказал я. — Уж если ты один раз проскользнул между Мирами, значит, сможешь делать это и после, не сомневайся. А сейчас нам лучше вернуться. Я — не очень надежный спутник. Меня может занести куда угодно. Хуже того: я запросто могу забыть, кто я такой и куда мне нужно вернуться. Мне бы не хотелось, чтобы ты влип, парень. Так что лучше я доставлю тебя домой, чем раньше, тем лучше.
— Ладно, — согласился он. Немного подумал и добавил: — А если ты вдруг забудешь, кто ты и откуда, я тебе все расскажу.
— Договорились. Только не очень завирайся, ладно? — рассмеялся я, выпрямляя затекшие от долгого сидения на тротуаре ноги. — А теперь пошли поищем дверь.
— Какую дверь?
— Любую. Вообще-то я предпочел бы дверь в темноте, но поскольку здесь, кажется, только-только наступило утро… Ничего, мы просто закроем глаза. Это уже не раз работало, сработает и сейчас!
Мы пошли по узкой, совершенно пустой улочке. Оставалось только радоваться, что нас не занесло в какой-нибудь оживленный квартал: вид у нас был тот еще. Все-таки у жителей прекрасной столицы Соединенного Королевства довольно экзотические представления о хорошей одежде! Думаю, даже демократичные берлинцы не смогли бы равнодушно созерцать развевающиеся полы наших лоохи и сногсшибательные очертания тюрбанов, а уж мои сапоги с драконьими мордами на носках вполне могли довести до инфаркта какую-нибудь впечатлительную почтенную фрау.
Мне, откровенно говоря, хотелось, чтобы наша прогулка была долгой: я успел здорово отвыкнуть от Мира, в котором родился. Сейчас обыкновенное посещение какой-нибудь задрипанной забегаловки — вряд ли в этом заброшенном районе могла найтись иная! — показалось бы настоящим приключением не только Нумминориху, но и мне самому. Но я придушил соблазнительную мыслишку в зародыше: слишком уж хорошо помнил, чем закончился мой последний визит на «историческую родину».
Если бы я был один, я бы, пожалуй, все-таки раздобыл какие-нибудь нормальные шмотки и прогулялся по Берлину: очень уж я любил когда-то этот восхитительный уродливый город. Но со мной был Нумминорих, и я решил, что если этот симпатичный парень по моей вине навсегда застрянет в чужом, не слишком уютном Мире, это будет какое-то уж совершенно неземное свинство с моей стороны.
Я внимательно посмотрел по сторонам. Мне хотелось найти дом, в котором точно никого нет. Таких здесь было немало, но двери были не просто заперты или заколочены — сумрачный тевтонский гений надоумил местных жителей закрывать двери пустого дома металлическими ставнями. Я здорово сомневался, что смогу справиться с этими конструкциями.
— Тебе не нравятся все эти двери? — спросил Нумминорих.
— Мне не нравится, что до них практически невозможно добраться.
— А вон там? — он показал на большой двухэтажный дом немного в стороне от дороги.
Я одобрительно кивнул: двери этого дома были заколочены тремя листами обыкновенной фанеры.
— Раньше тут был магазин. Родители иногда посылали меня сюда за хлебом, — тоном экскурсовода сообщил я и небрежно стукнул кончиками пальцев по листу фанеры.
Он тут же вспыхнул холодным синеватым огнем новогоднего фейерверка. Через несколько секунд никакой фанеры не осталось и в помине, а наши лица были перепачканы серебристым пеплом.
— А когда я вел себя хорошо, мама давала мне одну марку, чтобы я купил себе шоколадного зайца, — флегматично добавил я. — Но это случалось довольно редко: в детстве я был немногим лучше твоего Фило!
Честно говоря, я сам не очень-то верил в реальность собственных воспоминаний: как-то уж слишком нелепо получалось! Стоит на пороге заколоченного дома жуткий, черт знает как одетый тип, который только что прибыл сюда из другого Мира во главе нескольких дюжин бессмертных вампиров-вегетарианцев. И это чудище доверительно рассказывает своему приятелю какую-то сентиментальную ерунду насчет шоколадных зайцев, которые, дескать, доставались ему в награду за хорошее поведение, — чушь собачья, да и только!
Нумминорих тоже это почувствовал. Во всяком случае, он недоверчиво уставился на меня, потом тихонько рассмеялся. Наверное, представил себе, как я с озверевшим лицом отгрызаю ухо у огромного шоколадного чудовища, которое отчаянно пытается сопротивляться.
— Мы чего-то ждем, Макс? — наконец спросил он.
— Моего звездного часа, — сварливо сказал я. — Того чудесного момента, когда я наконец пойму, что можно сделать с этим грешным замком. Вообще-то, мне ничего не стоит превратить эту дверь в горстку пепла — но что мы в таком случае будем открывать?..
— Что же ты сразу не сказал! — обрадовался Нумминорих. — Я умею открывать замки — любые! У меня был хороший учитель: в юности моя мама была Мастером Открывающим Двери в Ордене Часов Попятного Времени. Она действительно открывала для них все двери, когда это было нужно, — и обыкновенные, и Тайные, и даже двери, расположенные на Темных Путях. В то смутное время это было очень полезное искусство… А потом Магистр Маба Калох распустил Орден, и ей пришлось зажить более- менее обыкновенной жизнью… Ты ведь знаешь, что Орден Часов Попятного Времени распустили еще до начала Войны за Кодекс?
— Знаю. Я и самого Магистра Мабу знаю, — улыбнулся я. — Самое удивительное существо в нашем и без того не слишком скучном Мире! Не удивлюсь, если выяснится, что он за нами подсматривает… и вот прямо сейчас даст мне по морде за то, что я слишком много болтаю!
«Делать мне нечего — с тобой драться! Хотя твой язык действительно мог бы быть немного короче… И кстати, я не подсматриваю, а наблюдаю — это разные вещи». — Безмолвная речь Мабы Калоха чуть не сбила меня с ног.
«Грешные Магистры, вы действительно здесь?» — опешил я.
