Чудо, а не парень! Чтоб я без него делал?
Наверное, лег бы спать голодным…
Развесив китель на веревке, натянутой у печки, я принялся стаскивать с себя сапоги…
Черт! Хрен снимешь! Вроде верхом ехал, а сапоги намокли.
Фух! Получилось.
Поставив обувь у кровати, я уселся за стол. К тому моменту, когда Савкино варево было готово, я уже откровенно клевал носом.
Поел, обжигаясь и не чувствуя вкуса и, отказавшись от чая, завалился на кровать…
Спать!!!
Дождь льет уже второй день подряд.
Мы с Генрихом увлеченно играем в шахматы в станционном буфете Госслерсхаузена, изредка поглядывая в окно на то, как первый батальон загружается в прибывший поутру поезд.
Поезд был самым, что ни на есть немецким — на вагонах красовались черные прусские орлы. Это было вполне естественно, все-таки у немцев колея другая — не будешь же перешивать полотно. Как нам пояснил прапорщик железнодорожных войск, командовавший конвоем и поездной бригадой, в Торне наши войска захватили значительное количество подвижного состава — противник просто не ожидал от нас столь стремительного продвижения. Теперь это здорово помогало в снабжении и переброске резервов.
Поезд представлял собой комбинированный пассажирско-грузовой состав: два вагона 2-го класса, десяток светло-серых вагонов 4-го класса, пять теплушек и шесть открытых грузовых платформ.
В самый раз перевезти батальон.
* * *
Кстати, шахматную доску мы позаимствовали у немца — начальника станции. Седой дядечка почтенного возраста, с видимым душевным сопротивлением, передал нам ее во временное пользование.
— Конем ходи! Конем! — Азартно подсказывал наблюдавший за нашей игрой прапорщик Остроумов. Этот румяный здоровяк был младшим офицером двенадцатой роты.
— Спокойно, Платоша! Всему свое время… — отмахнулся я.
— Но ты же упускаешь такую возможность!
— Платон, не вмешивайся! — просит сидящий с нами за одним столом адъютант батальона подпоручик Цветаев.
— Скажи-ка мне, Данила, как всезнающий оракул — куда мы путь держим?
— В Дойче-Эйлау. — Вчера по прибытии на станцию, полковника встречал штабс-капитан Тищенко из штаба дивизии, ответственный за нашу передислокацию. Он-то и разъяснил порядок и цель нашего передвижения. На многочисленные вопросы он ответил просто: что уже отправил отсюда 7-ой Самогитский гренадерский полк на Дойче-Эйлау.
— А какие новости с фронта?
— Хорошие новости таковы: Грауденц наконец-то взяли вчера вечером, после того как позапрошлой ночью охотники подорвали мост через Вислу, лишив немцев подкреплений. Ударная дивизия понесла огромные потери в предыдущих боях, потому и возилась несколько дней. Тищенко сказал, что поддержки у нее практически не было, так как гвардия ушла дальше — на Мариенвердер. К тому же немцы подтащили несколько батарей тяжелой артиллерии и стреляют через Вислу со своего берега.
— А плохие?
— Похоже, что наше наступление выдыхается. Обозы и подкрепления отстали. Кроме того, снабжение затруднено из-за необходимости перегружать грузы с наших поездов на немецкие с узкой колеей. В настоящий момент линия фронта проходит от Алленштайна через Остероде, далее по южному берегу озер за Дойче-Эйлау и далее вдоль железной дороги на Розенберг — это такой мелкий городишко. Дальше непонятно. В районе Ризенбурга немцы удрали без сопротивления, полностью открыв фланг наступления на Мариенвердер. А сама крепость пока держится, но это ненадолго.
10-я германская армия блокирована под Кенигсбергом. 8-я армия практически разгромлена отходит на линию Мариенбург-Бартенштайн где есть подготовленная линия обороны, а у нас нет сил, а главное возможности ее преследовать.
— А на черта они вцепились в Мариенвердер? Их же отрежут от основных сил?
— В штабе полагают, для того чтобы выиграть время. По последним разведывательным данным с запада по морю в Эльбинг перебрасывается две полных дивизии. Кроме того, Мариенбург они будут держать до конца — там последний железнодорожный мост через Вислу. И по этому мосту они спешно перебрасывают подкрепления из центральной Германии.
— Предполагается контрнаступление?
— Да! Весьма вероятно!
— В самое пекло лезем…
* * *
Как там, у группы 'Любэ' поется?
Навеяло, знаете ли.
Колеса звенят, вагоны летят, погоны скучают… Народ опять же разночинный, от рядового до капитана…
И думаю я и о многом и о разном… И еду в вагоне по 'пусть не прекрасной, но Прусской Восточной земле…'
Не хватает только шутников-студентов, гармошечки и папироски…
До пункта назначения, городка Розенберг — два часа пути. Первый и второй батальоны и саперная и пулеметные роты с частью обоза уже там. Теперь настала и наша очередь.
Трофейный поезд ходит чартером — до места и обратно за сутки он сумел обернуться четыре раза.
Раннее утро, за окнами мелькают укрытые туманом леса и поля.
Наш батальон весь предыдущий день просидел в Госслерсхаузене в ожидании погрузки.
Я просто опупел от скуки.
В шахматы играть надоело, в карты я не играю по идеологическим соображениям, читать нечего, да и телевизора, опять же, в ближайшие лет сорок тоже не предвидится…
Развлекается народ исключительно байками, на вроде той, что рассказал намедни штабс-капитан Ильин. Когда кто-то всуе упомянул печально знакомого мне историка любителя в чине вольноопределяющегося, командир 9-ой роты припомнил подходящую по случаю историю.
* * *
— Нам вообще везет на вольноопределяющихся. — Повествовал Ильин, развалившись на потертом ковровом диване. — Нынешний — Жорж Комаровский, это еще ничего. А вот в пятнадцатом году, был у нас тако-о-о-ой фрукт! — Рассказчик мечтательно закатил глаза. — Некий Валентинкин… Из Харькова, кажется… Но сие — не суть. Большой, знаете ли, был философ и мистик. Такие теории разводил — ум за разум заходит. Вот только слушать весьма утомительно, а главное бессмысленно. Об эфирных полетах, о космосе, о тайных властителях мира, толковал. О каком-то 'оке силы' мистическом, об иезуитах и древних
