На другой день Вера приспела ко мне перед обедом.

Я и спровадь её в гардероб за моим привьянтом.

А не в лишек тут пояснить...

Где что ни случись там вроде аварии иль ещё беды какой, пуховницу враз признаешь. Куда б пуховница ни шла, куда б ни ехала, в сумке у пуховницы всегда работа: иголки, кайма, нитки...

Это за обычай.

Как сбирали меня в больницу, я не помню. В таком вот разломе была. Навовсе отжилая была. На отходе.

Ну куда!

Почки же запалились. Сильные отёки. Поправилась: ширше бегемотихи распёрло. Вида, после сказывали, никакого я на жизнь не давала.

А всё едино по обычности впихнули мне в сумку все вязальные причиндалы, что пребывали сейчас на госсохранности в гардеробе.

Принесла Вера мою сумку.

Засверкала бабка. Ворухнулся в орлице живой дух!

То я, бывало, погляжу в тоске на нянечку-хохлуху, на её каталку с харчем, сморщусь. Нет, мол, не надобно. Поняйте назад. То и весь мой был обед в минулые дни.

А тут тебе козырь-девка за присест живо уборонила до крайности полную чашку борща, хороший так из оковалка кусман телятинки. (Вера принесла). Чистёхонько всё подмела.

Наелась, как поп на Масленицу.

Ну теперь, блин ты сухой-немазаный, можно и с голодным бороться!

Ну, теперь, думаю, спицы у меня из рук не попадают.

Обложила меня Вера подушками да и смаячь себе по делам.

Пропала моя Вера за дверью.

Забыла я про всё на свете.

На койке сижу себе именинницей, знай настукиваю спицами свои «ягодки с самоварчиками».

При долинушке млада стояла,Калину ломала.Я калинушку ломала,Во пучочки вязала,Во пучочки вязала,На дорожку я бросала,Приметочки клала.Я приметы примечала,Дружка возвращала.Воротись, моя надежда,Воротися, сердце.Не воротишься, моя надежда,Хотя оглянися;Не оглянешься, моя надежда,Махни чёрной шляпой,Чёрной шляпой пуховой,Шляпой, шляпой пуховой,Правою рукой.

Пела я не в голос.

Пела-звала я одну надежду. Чтоб встать. Вернуться чтоб к работе.

Без работы человек отживается...

За старыми спицами подворачивает ко мне на свиданье былое.

Вижу себя молодой...

В Крюковке себя вижу...

В Ташкенте...

Давно покончилась война.

Возросли мои горюшата. Повыучились.

Саша не развисляй какой. Инженерко... Первый у нас в роду инженер.

В Гае при меди служит.

Вера фельдшерка. Там кокористая что! Как чего надумает – умрёт, а сделает. У меня из крови пересосала напористость.

Сама моя упрямка ребятёшечками уже обсыпалась, будто квочка курчатками, и побегла в вечерний институт. Всё повыше куда дерётся Верочка.

Таково хорошо, таково радостно...

Увидь отец, помиловался бы...

Отец...

Бабы в Жёлтом всё такали:

– Девойка ты не безвидная. На твой век война оставила мужичья, этого сладкого сору... Роса утрення падёт – уйдёт молода вдова замуж.

А не ушла...

Встречались стоящие люди.

Один даже вон из самого из Киева вязался. Там у него под бомбами семья полегла.

Ни на что не польстилась. Мужа, пускай и награждённого могилой, любя не покидают...

Поехал далёко казак на чужбинуНа добром коне вороном.Свой Урал он навеки спокинул,Ему не вернуться в родительский дом.Напрасно казачка его молодаяИ утро, и вечер на север глядит:Всё ждёт, поджидает с далёкого края,Когда к ней казак на коне прилетит.А там, за горами, где вьюги, метели,Где страшны морозы зимою трещат,Где сдвинулись грозно и сосны, и ели,Там кости казака лежат.Казак и просил, и молил, умирая,Насыпать курган в головах,И пусть на кургане калина роднаяКрасуется в ярких цветах.

У Миши это первая была песня.

Как идти бить немца, списал на листочек.

Потом этот тёртый-перетёртый клочок, где и слов-то уж не распознать, переслал мне его соратный товарищ, сосед по госпитальной койке.

27

Всяк храмлет на свою ногу.

Клубочек удобно так лежит под рукой в больничной мятой миске, чтоб не бегал, не собирал пыль по полу. Нитка не косматится, её безнадобно подбирать. Ровная, она плавно течёт из-под левой руки.

Вроде всего с ничего посидела. А уголочек уже готов. Сидень сидит – счастье растёт!

Низ уголочка я схватываю пришибочкой, обыкновенной бельевой прищепкой.

Пришибочка оттягивает косичку уголочка, делает его ровным. Не даёт ему скручиваться.

Так я занялась своим платком, что и не приметила, как в палату налилось народу большь, чем кислороду.

Палата на двоих. Одна койка всё время пустует. Значит, думаю, тогда ко мне.

Глянула ещё разок крайком глаза. Смотрят, как я вяжу. Все в арестантском. Так я про себя навеличиваю больничное обмундирование.

Чинно сидят на своих стулках кружью, чисто тебе перед телевизором.

«Эко кругопляс!»

Осерчала я вгоряче на такие охальные смотрины. Чуть было не напылила до чиха. Да подломила свою гордыню молчанием.

Постно ужала губёнки и безучастно так вяжу. Вроде никого и нету.

– Как в кино! – тихостно толкует отощалый курчавик с голым до блеску куполком на голове и не забывает, анафемец, припадать раз по разу к сытому плечу молоденькой соседки. – В темпе вяжет... Ну таквтак автомат автоматом! Только что не «калашников»... И совсем не глядит!

Я завидела мешочек с лотошными карточками и бочоночками на коленях у шептуна. Поддела:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату