– Вы?! – Композитор чарующе улыбается. – Простите, не верю.
– Увы. Ещё в детстве, будучи неокрепшим ребёнком, я услышал по радио, что алкоголь вреден. Это произвело на меня сильнейшее впечатление. Мама, подтверди.
Мама подтверждает.
– Он ещё и не курит, – добавляет Надя. – И чрезмерно для своего возраста скромен в отношении женщин, я бы даже сказала – пуглив.
– Жаль, что вы такое совершенство, – весело говорит академик. – Мы, как принято на Руси, надеялись вас подпоить, чтобы вы под пьяную лавочку снисходительно отнеслись к нашей просьбе.
– Знаю, вы спешите по делам и хотите, чтобы я помог вам попасть в лавину. Их на пути к Караколу всего девять: одна уже сошла, а остальные ждут вашего появления.
– Вот видите, всё-таки ждут! – подхватывает композитор. Мурат Хаджиевич заверил нас, что если вы возьмётесь… Он очень лестно отзывался о вас, Максим Васильевич.
– Да, мы большие друзья, – говорю я. – Не припомните, как именно отзывался? Или при женщинах неудобно?
– Пожалуй, не очень, – соглашается академик и заразительно смеётся, припоминая, видимо, лестные отзывы. – Но если как следует подредактировать…
Мама сжимает губы.
– Мой сын не нуждается…
В чём именно я не нуждаюсь, сказать маме мешает телефонный звонок.
– Да, пришёл, – сухо говорит она. И мне шепотом: «Лёгок на помине». – Максим, пройди в свою комнату.
– Пр-рохвосты! – радостно встречает меня скучающий Жулик. – К чёрту! Там-там-там!
– Ты куда пропал? – негодует Мурат. – Заткни пасть своему попугаю! Слушай внимательно: если не хочешь, чтобы я забрал у тебя вездеход, отнесись внимательно к просьбе товарища Петухова, ты понял?
– Считай, что отнёсся, я уже пригласил его вместе с мадамой – это не я, это Абдул так её называет – на чашку чая.
– Можешь со своей чашкой чая…
– Хорошо, мама сварит им кофе.
– Павтаряю, если нэ хочешь (ага, уже злится), чтобы я забрал вэздеход…
– Петухов у тебя?
– Да.
– Тогда пошли его к чёрту, он же ремонтирует только «Жигули», а у тебя «Волга».
Молчание. Мурат подбирает нужные слова, присутствие Петухова его сковывает. И в эти несколько секунд меня озаряет блестящая идея. Она настолько гениальна, что не стоит тратить времени на её обдумывание.
– Мурат, – говорю я, – раз ты так любишь Петухова, предлагаю честную сделку, баш на баш: я вывожу эту парочку из Кушкола, да ещё, если желаешь, академика с композитором, а ты немедленно – слышишь? – немедленно в приказном порядке эвакуируешь всех до единого жильцов из дома двадцать три, скажем, в школу. И не торгуйся, не то я передумаю.
Я с трепетом жду ответа и тщетно пытаюсь дотянуться до халата, потому что Жулик разошёлся и, мерзавец, сыплет непристойностями, как бы Мурат не принял их на свой счёт.
– Оторви голову своему попугаю! Согласен.
– Немедленно?
– Да.
– Честное слово?
– Да, чтоб тебя разорвало!
– Пусть Петухов разогревает «Волгу» и ждёт.
Я торопливо звоню Хуссейну. Ребята, к счастью, ещё в КСС, без них мой план полетел бы вверх тормашками. Мне прежде всего нужен Осман. Я дважды повторяю ему инструкцию, убеждаюсь в том, что понят правильно, и иду в гостиную. Здесь стоит хохот, а пунцовая от пережитого ужаса мама лепечёт, что прежний хозяин Жулика – грубый и неотесанный мужлан… Я извиняюсь, мне некогда.
– Вам обязательно нужно выехать из Кушкола? – обращаюсь я к композитору.
– Непременно! – Он даже привстаёт и кланяется. – Авторский концерт… Приглашены Эдита Пьеха, Кобзон, Лещенко… Непременно!
– А вам?
– Честно говоря, расхотелось, – весело признаётся академик. – Один коллега математик блестяще доказал при помощи уравнений, что на заседаниях наш творческий потенциал представляет собой величину, поразительно близкую к нулю! Пожалуй, останусь и взгляну на ваши лавины, если они и в самом деле пойдут.
