Ее встревоженную нежность,Тугое упоенье рук,Приказ звонков и марш железныйВ вагоне скорого на юг.Она — на юг, в сады магнолий,А я — в бессонницу морей,Чтобы развеять чувство болиИ потопить тоску о ней….Какое торжество разлива,Какой невиданный простор!Мятутся волны и ретивоСо мной вступают в разговор.Как бы заламывая руки,Пружинясь грудью на меня,Они отчаянье разлукиНапрасно силятся унять.Напрасно бьются и качают,Вскипают буйно под винтом —Им не унять моей печалиО днях рассыпанных, о томПараде ночи освещенной,О марше поезда, о ней…Она — на юг, в сады магнолий,А я — в бессонницу морей.
1926
В СЕВЕРНОМ МОРЕ
Я не знаю, не знаю наверное,Почему я охвачен тревогой.Разошлось, разгулялось Северное,Так и хлещет волною широкой.И грохочет пальбою пушечной,Вспоминая недавние были:Как на бой, при огнях потушенных,По ночам крейсера выходили;Как под вымпелами БританииОт германских подводных лодокБроненосцы, смертельно раненные,Всеми трюмами пили воду.И, во тьме надрываясь зовами,Под неистовый вопль матросов,Вдруг проваливались, багровые,Прямо вглубь накрененным носом…Не по жертвам ли войн нескончаемых,Человечеству в укоризну,Сокрушается море в отчаяньеИ справляет суровую тризну?
1926
ТУМАН В ЛА-МАНШЕ
Приполз неслышно по водеСедой, на облака похожий.Истлело солнце в духоте,И путь дальнейший невозможен.По карте — рядом берега,На рифы напороться впору.Грянь, ветер, в эти облакаИ распахни, открой просторы.И распахни, разбей, развей,Пусть лучше шквал, и шторм, и качка,Чем эта тягостная спячкаВ Ла-Манше между двух морей.