происшествия прибыла его восемнадцатилетняя дочь Франка. Установлено, что смерть наступила несколькими часами раньше. Акт о смерти подписан врачом военного госпиталя «Челио». Первые данные вскрытия, произведенного по приказу заместителя прокурора Антонио Виллы, подтверждают гипотезу о самоубийстве. Доктор Вилла обнаружил в квартире генерала три письма, проливающих свет на причины этого непоправимого шага…» Похороны, сообщалось далее в коммюнике министерства обороны (телеграфное агентство передало его полный текст), состоятся завтра. Сбор — у здания госпиталя «Челио», где в данный момент находится тело генерала.
— Ну так что мне делать? — Наборщик, не выпуская из рук валика, украдкой поглядывает на часы. Еще десять минут — и прощайте спагетти в столовой.
Алесси так подавлен и физически, и морально, что ему даже думать не хочется. И всего-то одно сообщение. В конце концов, главный редактор рядом. Пусть решает сам.
— Тут коммюнике об одном корпусном генерале, убитом в собственной квартире.
Главный редактор Бьонди прошел полный курс журналистской науки: он наделен острым чутьем и не любит лишних слов.
— Самоубийство?
— Похоже, — уклоняется от точного ответа Алесси.
— В сообщении что говорится?
— Самоубийство, — выдавливает из себя журналист.
— А ты как думаешь?
— Похоже… — Времени на объяснения у него нет, потом, возможно, они это обсудят.
— Место на полосе есть?
— Найду.
— Тогда давай поскорее.
Работать над текстом некогда. Он исправляет несколько слов, добавляет, что генерал ждал назначения на очень высокий пост, что факт его смерти непонятно почему скры-
вали два дня, что никаких других версий, кроме выдвинутой министерством обороны, пока нет и что все это напоминает нашумевшие случаи смерти при загадочных обстоятельствах других офицеров высокого ранга. Взять хотя бы историю с полковником Гуараши из Катании. Алесси передает исчерканный — он очень старался писать как можно разборчивее — лист телеграфного сообщения наборщику. Тот, мысленно попрощавшись со спагетти, шепотом чертыхается. Ничего не поделаешь, не то, чего доброго, заставят работать сверхурочно.
Единственное подходящее место — в центре полосы, занятое какой-то мурой о туризме.
— Убери это. Что все наши бухты загажены, каждый и так знает.
Он пытается с ходу придумать заголовок. «Самоубийство» здесь це пройдет, черт возьми. «Загадочная смерть генерала» звучит спокойнее. Ужасно, тривиально до отвращения, но в данном случае подходит. Ответственность за версию самоубийства в конечном счете несет министерство обороны. Бегом догнав уже собравшегося уходить художника по заголовкам, он упрашивает его на минуточку задержаться: в порядке личного одолжения, старина.
Бьонди, с которым они спускаются в лифте, погружен в мрачные раздумья.
— Что это за генерал? — спрашивает он наконец.
— Большая шишка. Два дня назад я разговаривал с ним по телефону…
— В воскресенье? — спрашнват Бьонди, сдвигая брови. Алесси утвердительно кивает.
— А когда он умер, говоришь?
— В воскресенье же.
— Вот как!
Пока лифт не останавливается на первом этаже, оба молчат.
— Выходит, в воскресенье он тебе звонил, а потом застрелился, — снова начинает Бьонди.
— Да уж не наоборот.
Они заходят в кабинет Бьонди. В небольшой комнате стоят четыре стола, заваленные бумагами, газетами, телетайпными лентами.
Главный редактор садится в кресло и выжидательно смотрит на Алесси. А тот пытается изложить суть дела в общих чертах.
Мы познакомились с ним на одном официальном приеме… Видишь ли…
— Что ему нужно было от тебя в воскресенье? — перебивает его Бьонди.
— Он хотел узнать…
Но Бьонди вокруг пальца не обведешь. .
— Генерал навел тебя на какой-то след, — говорит он уверенно.
— Пока не знаю. Скажем так: под видом, что ему нужно что-то узнать, он сам мне кое- что сообщил. Несомненно одно — в воскресенье, примерно в два часа дня, он дал мне понять, что ему крайне необходима моя помощь в одном деле. А через час или два после этого, как явствует из официального сообщения, покончил с собой.
— В каком деле?
На это раз вопрос поставлен в лоб и увильнуть от ответа не удастся.
— Понимаешь… Туг замешан еще один покойник.
Бьонди откидывается на спинку кресла и складывает руки на своем необъятном животе.
— Еще один генерал?
— Полковник.
— Тоже самоубийца?
— По-видимому, да.
— Чего же хотел генерал?
— Он в эту версию не верил.
— А тебе что-нибудь известно?
— Нет, конечно.
Бьонди задумывается, переваривая услышанное и наконец спрашивает:
— За неделю справишься?
— От дежурств освободите?
— Будешь приходить, когда захочешь. Даю неделю.
— Не знаю…
— Попробуй.
Пикапы карабинеров, которые не распознает разве тот, кто не хочет, понатыканы чуть не за каждым углом вдоль всей виа Марк Аурелио, на виа Сант Эразмо, у въезда на площадь Сан-Джованни. Квартал, где находится госпиталь «Челио», патрулируют легковые автомашины с полицейскими агентами в штатском.
Синяя «альфа» генерала Фаиса останавливается перед воротами Б, шофер показывает вахтеру пропуск. Генерал оглядывется по сторонам. Вон впереди машина с генералом Страмбслли и первым помощником министра обороны адмиралом Ренгой уже свернула на узкую аллею, ведущую к главному входу. На площадке перед зданием много нашин с военными и гражданскими номерными знаками — на последних трафарет «государственная служба»2. В стороне от входа несколько офицеров держат венки.
