Как прелести чужой земли Столь приглянулись им, что даже Иные спать в нее легли! На кладбище псковском осталась Большая серая скала, Она широко распласталась Под сенью прусского орла. И по ранжиру, с чувством меры, Вокруг нее погребены Отдельно унтер-офицеры, Отдельно нижние чины. Мне жаль солдат. Они служили, Дрались, не зная за кого, Бесславно головы сложили Вдали от Рейна своего. Мне жаль солдат. Но раз ты прибыл Чужой порядок насаждать — Ты стал врагом. И кто бы ни был — Пощады ты не вправе ждать. Так он «закольцевал», в такую вот раму вставил свой рассказ о победе новгородского князя Александра Невского над немецкими псами-рыцарями на Чудском озере в 1242 году.
Но и это еще не все.
За этой, как будто бы уже последней, завершающей главой, следует еще одна «ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 1937 год»:
Сейчас, когда за школьной партой «Майн кампф» зубрят ученики И наци пальцами по картам Россию делят на куски, Мы им напомним по порядку — Сначала грозный день, когда Семь верст ливонцы без оглядки Бежали прочь с Чудского льда. Потом напомним день паденья Последних орденских знамен, Когда, отдавший все владенья, Был Русью орден упразднен. Напомним памятную дату, Когда Берлин дрожмя дрожал, Когда от русского солдата Великий Фридрих вспять бежал. Напомним им по старым картам Места, где смерть свою нашли Пруссаки, вместе с Бонапартом Искавшие чужой земли. Напомним, чтоб не забывали, Как на ноябрьском холоду Мы прочь штыками выбивали Их в восемнадцатом году... Как мы уже тогда их били, Пусть вспомнят эти господа, А мы сейчас сильней, чем были, И будет грозен час, когда, Не забывая, не прощая, Одним движением вперед, Свою отчизну защищая, Пойдет разгневанный народ. В общем, как пелось в одной из самых популярных тогдашних наших песен, — «Били, бьем и будем бить!»
Но тут, словно бы спохватившись, он вспоминает, что в Германии живут не только помещики и капиталисты, но и наши кровные братья — пролетарии.
Как с этим быть?
А очень просто:
Настанет день, когда свободу Завоевавшему в бою, Фашизм стряхнувшему народу Мы руку подадим свою.
