спичку.
Простите. Старая привычка: третий не прикуривает.
С а ф о н о в. Блажь. Примета.
В а с и н. Не совсем. Это, видите ли, с бурской кампании повелось. Буры — стрелки весьма меткие. Первый прикуривает — бур ружье взял, второй прикуривает — прицелился, а третий прикуривает — выстрелил. Так что вот откуда примета. Почву имеет.
С а ф о н о в. Вы, я слышал, в Русско-японской участвовали?
В а с и н. Так точно.
С а ф о н о в. И в германской?
В а с и н. Так точно.
С а ф о н о в. А в Гражданской?
В а с и н. В запасных полках, по причине инвалидности.
С а ф о н о в. А в германскую войну, я слышал, вы награды имели?
В а с и н. Так точно. Георгия и Владимира с мечами и бантом.
С а ф о н о в.А чем доказать можете?
В а с и н. В данное время не могу, так как с собой не ношу, а доказать могу тем, что храню.
С а ф о н о в. Храните?..
В а с и н. Так точно, храню.
С а ф о н о в. Георгия — это ведь за храбрость давали?
В а с и н. Так точно.
С а ф о н о в
В а с и н. Так точно.
С а ф о н о в. Так вот, Александр Васильевич. Хочу я вас к себе в начальники штаба взять. Как вы считаете, а?
В а с и н. Как прикажете.
С а ф о н о в. Да что ж прикажу... Как здоровье-то ваше? Можете?
В а с и н. Полагаю, что могу.
С а ф о н о в. Город хорошо знаете?
В а с и н. Здешний уроженец. Родился здесь в тысяча восемьсот семьдесят девятом году.
С а ф о н о в
В а с и н. Совершенно верно.
С а ф о н о в.А вот опять воевать приходится.
В а с и н (пожимая плечами). Разрешите приступить к исполнению обязанностей. Вы приказом отдали?
С а ф о н о в. Отдам.
Слышатся далекие пулеметные очереди.
Это на лимане, по-моему, а?
В а с и н
С а ф о н о в. Да.
В а с и н. Вы спросили...
С а ф о н о в
В а с и н. Штабс-капитан.
С а ф о н о в. Ну, штабе — этого теперь нету. Значит, капитан. А из Красной Армии с каким званием в запас уволены?
В а с и н. В тысяча девятьсот двадцать девятом году, по инвалидности, в должности комбата.
С а ф о н о в. Ну, комбата теперь тоже нет. Значит, майор.
В а с и н. Разрешите заметить, все это будет незаконно.
С а ф о н о в. Знаю, что незаконно. А что же мне прикажете, чтобы у меня начальник штаба вот так, в лапсердаке, ходил? Я вам должен звание присвоить, хотя и права не имею. Коли до наших додержимся, — так и быть, простят они это нам с вами. Что, еще возражать будете?
В а с и н. Нет. Разрешите приступить к исполнению обязанностей.
С а ф о н о в. Приступайте. Пойдем в ту комнату. Я тебе, Александр Васильевич, карту покажу. Только погоди. На дворе-то с утра холодно? Я еще не выходил.
В а с и н. Так точно, холодно.
С а ф о н о в. Шура! У тебя там где-то бутылка стояла, а?
Васин молча выпивает.
Как вижу, лишних слов не любишь?
В а с и н. Точно так, не люблю.
В этом примечательном диалоге я хочу выделить и особо подчеркнуть две важные детали.
Первая — это реплика бывшего штабс-капитана о старых своих орденах, которые он хранит.
Для сегодняшнего читателя в ней нет ничего удивительного. Но в 42-м году, когда была написана эта симоновская пьеса, подтекст ее был предельно внятен. Все знали, что хранить все эти годы царские ордена было небезопасно. И вот — всё переменилось: то, что еще вчера было криминалом, сейчас стало знаком мужества, верности, офицерской доблести и чести. (Сафонов не зря, не без удивления, переспрашивает: «Храните?» — и Васин твердо отвечает: «Храню».)
Вторая деталь, тоже красноречивая, можно даже сказать, символическая, — шинель убитого комиссара, которую отныне будет носить бывший царский офицер Васин.
В Гражданскую войну бывшие офицеры тоже воевали в Красной Армии (на том, чтобы использовать их военный опыт, особенно настаивал тогдашний наркомвоенмор Троцкий). Но они все-таки там были — чужие. (Сталин потом их всех расстрелял, уцелели единицы.)
Теперь — совсем другое дело.
Шинель убитого комиссара, отданная Сафоновым бывшему штабс-капитану, означает, что все счеты кончены. Нет уже больше ни своих, ни чужих. Отныне мы все — СВОИ. Все воюем против общего врага.
Образ бывшего штабс-капитана вылеплен Симоновым выразительно. Достоверно и убедительно тут все, начиная с погашенной им спички и объяснения, почему троим от одной спички прикуривать не полагалось, и кончая последней репликой, подтверждающей, что да, действительно, лишних слов он не любит.
