перезваниваюсь с ними со всеми каждый день. Их даже не уговоришь вернуться, чтобы снова посмотреть пьесу.
— Майк, — сказала Мама Девочка, — пожалуйста, не пойми меня неправильно. Я думаю, что если бы ты взял на мою роль актрису с именем, все обернулось бы по- другому.
— Я мог взять актрису с именем с самого начала, — сказал Майк. — А все же я взял тебя.
— Спектакль от моею участия в нем совсем не выиграл. Я стараюсь и буду стараться, но не будем обманывать себя, Майк: я не бог весть какая актриса.
— То же самое я слышал и от знаменитых актрис, когда они играли в пьесе, которая не нравилась критикам.
— Почему критикам не понравилась пьеса? — сказала Мама Девочка. — Мы ведь знаем, что пьеса хорошая, прекрасная, может быть, даже великая. Пьеса не понравилась критикам потому, что одна из главных ролей, моя роль не сыграна. О да, конечно, я была на сцене и подавала реплики, которых роль требовала, — но я не сыграла ее, Майк. Я хотела уйти после первого же спектакля, еще до того, как вышли рецензии. И я бы ушла, если бы нашелся кто- нибудь на мое место. Прости меня, Майк. Я чувствую, что свела на нет возможности, которые действительно были у этой прекрасной пьесы.
— Ты глубоко ошибаешься, — сказал Майк. — Ты настоящая актриса, и со своей ролью ты справляешься великолепно. Я не хотел бы брать на эту роль никого другого.
— Спасибо тебе, — сказала Мама Девочка.
— И я ни о чем не жалею, — сказал Майк.
— Но если мы все-таки не закроемся, — спросила Мама Девочка, — если мы будем работать изо всех сил, если мы поедем на две недели в Бостон — есть тогда для пьесы надежда?
— Обычно в таких обстоятельствах, — сказал Майк, — я говорю — нет, но с этой пьесой и с этой труппой я должен сказать — да. На сцене эта пьеса уже теперь хороша, но каждая пьеса должна найти своего зрителя. Мы знаем, что пьеса не имела успеха у зрителей, но это относится далеко не к каждому зрителю: на каждом спектакле оказывалось много зрителей, у которых пьеса имела успех. Мы отлично знаем, что это хорошая пьеса, поставленная и сыгранная на должном уровне. Просто она не подходит большинству зрителей здесь, в этом городе, — вот и все. Это не значит, что она не пойдет в Бостоне или в Нью-Йорке. Я как раз думаю, что пойдет. Все мы многому научились и продолжаем учиться. Фактически нам по- настоящему нужны сейчас только деньги.
— Ты действительно так думаешь, Майк?
— Не думаю, а знаю.
— Сколько нам надо?
— Боюсь, что около двадцати пяти тысяч.
— Много.
— Только тогда, когда они нужны и их нет, — сказал Майк. — Конечно, я еще как-то барахтаюсь, пытаюсь не потонуть. Я еще никому, кроме тебя, не говорил, что мы закрываемся, но думаю, что все и так знают. Тебе я говорю потому, что я верил: с этой пьесы начнется твое восхождение, — и теперь у меня чувство, что я подвел тебя.
— Не может быть, чтобы ты говорил это всерьез.
— От всей души, — сказал Майк. — По правде говоря, я и пришел специально для того, чтобы сказать тебе это.
Мистер Макклэтчи улыбнулся и кивнул Маме Девочке, а потом сказал:
— Что касается тебя, Сверкунчик, то я всегда избегал ставить пьесы, в которых участвуют дети, потому что у меня четверо своих (теперь взрослых, конечно) и мне бы никогда не пришло в голову выпустить их на сцену. К несчастью, очень значительные пьесы часто оказываются о детях, а единственные люди, которые могут играть детей, — это сами дети. Ты идеально подходишь для своей роли и идеально ее играешь — не как ребенок, но как артистка. Большое тебе спасибо. Пройдет несколько лет, и ты уже не будешь ребенком, но ты будешь, всегда будешь артисткой и настоящей женщиной.
Мы сели в такси и поехали в отель, и там в холле увидели Глэдис и Хобарта.
— А мы вас ждем, — сказала Глэдис. — Пойдемте есть мороженое.
Мы пошли в столовую отеля, и каждый из нас взял бананового. Мы говорили о многих вещах, но Глэдис в основном хотелось узнать от Мамы Девочки все о том, как становятся матерью. Потом, правда, она захотела узнать, как дела с пьесой. И Мама Девочка сказала ей правду.
— Мы видели ее три раза, — сказал Хобарт, — и с каждым разом она нравилась нам все больше.
— Критикам она не понравилась, — сказала Мама Девочка.
— Они ужасно глупые, — сказала Глэдис, — а потом, эта пьеса не для Филадельфии. Она для Нью-Йорка.
— Ну, похоже на то, что Нью-Йорку ее не видеть, — сказала Мама Девочка.
— Извините, я на минуточку, — сказала вдруг Глэдис.
Она встала и пошла из столовой. Ее не было около пяти минут, а через десять минут к столу подошел и сел Майк Макклэтчи.
— Я хочу вложить деньги в пьесу, — сказала Глэдис.
— Это очень мило с вашей стороны, — сказал Майк, — но боюсь, что других желающих не найдется, а ведь пьесе нужно около двадцати пяти тысяч долларов.
— Я хотела бы вложить эту сумму, — сказала Глэдис.
Кажется, Майк Макклэтчи растерялся. Он видел Глэдис впервые и не знал, что она такое.
— Я вам не верю, — засмеялся Майк.
— Я позвоню сегодня вечером своему адвокату, — сказала Глэдис. — Завтра утром он будет здесь, и вы с ним сами договоритесь о деталях.
— В театральном мире бекеров называют ангелами, — сказал Майк, — но из всех бекеров, с которыми я имел дело, вы не только первый, похожий на ангела, но, что важнее, первый, который по-ангельски поступает.
— Раньше было не так, — засмеялась Глэдис. — Так стало совсем недавно, со времени моего замужества.
— Конечно, если спектакль окажется событием, чего я ожидаю, — сказал Майк, — считайте, что вам с вашим вложением повезло: вы заработаете целое состояние.
— Мне всегда везло, — засмеялась Глэдис, — но никогда так, как теперь.
— Да? — сказал Майк.
— Да, — сказала Глэдис. — Я стану матерью.
— Могу добавить, — сказал Хобарт, — что, когда она станет матерью, я стану отцом. Так что мне тоже везет.
Мы еще раз заказали мороженое. Мы говорили и говорили, а потом Мама Девочка сказала:
— Пора идти спать.
Мы встали и пошли в свою комнату, но укладываться спать стали не спеша.
— Ты не жалеешь, что играешь в пьесе? — спросила Мама Девочка.
— Нет.
— Ты не сердишься на меня за то, что я тебя в это втянула?
— Ну конечно нет.
— Если у пьесы будет успех, ты останешься играть в ней шесть месяцев в Нью-Йорке
