через порог спускаться.
Никто ему не ответил.
Струсили? — презрительно скосил губы Павел. — Бросьте! Не впервой Бурмакину в порогах барахтаться, пройдем. — Запомни, Ваня: будешь проводничать — шиверу всегда спускай коротким берегом: вал меньше и каменья
реже.
Он перебросил кормовое весло налезо и стал выправлять лодку ближе к берегу. У борта запрыгали пенистые гребешки. Лодка пересекла их и выскочила в затон.
А на правом берегу, слышишь, как ревет? Крупный там камень.
Спустились через вторую и третью шиверу. Митрич заерзал на брезенте.
Павлуша, у порога притравись к берегу, сойду я — полегше будет спущаться.
Ладно, — серьезно сказал Бурмакин, — в этот раз без слова ссажу. С Волгиным не игрушки, да еще в таком смраду. Последнюю шиверу пройдем и тогда поплывем еще ближе к берегу.
Он привстал, стиснув зубы; потер зашибленную ногу, передернул опояску, поправил ножны и опустил руку в карман. Медленно вытащил.
Вот беда! — пробормотал насупившись и стал ощупывать другой карман. — Вытряс кошелек с деньгами.
Митрич глядел на него младенцем, сложив руки на животе.
Ребята, — спросил Бурмакин, — на таборе никто кошелек с деньгами не подбирал?
Ваня, изумленно взглянув на него, отрицательно покачал головой. Митрич спросил:
Обронил, что ли? — и зевнул.
В кустах, видно, вытряхнул, когда за чалку за-пнулся ногой. Черт! Далеко уплыли…
Митрич смиренно молчал. Впереди сквозь дым пробивалось приглушенное шипение.
Шивера, — вторично ощупывая пустые карманы, произнес Бурмакпя. — Надо к берегу приставать. Дня за два схожу взад и вперед. Ногу только саднит…
Давай я схожу, Павел, — предложил Ваня, сострадательно глядя, как тот морщится от боли.
А найдешь? — с сомнением спросил Бурмакин.
Ежели ты на таборе вытряхнул i— найду, — уверенно сказал Ваня, — обшарю все, а найду.
Не боишься один?
А куда же ты пойдешь, обезноженный?
Много ль денег было, Павлуша? — участливо спросил Митрич.
Много не много, а сколько за всю свою жизнь скопил. На них весь расчет был. В город переезжать я думал.
Ах ты ж, господи, огорчение какое тебе! Вот незадача! — вздохнул Митрич.
Лодка ткнулась в камни. Ваня выскочил на берег.
Давай, Ванюша, сходи. Помню, спать ложился, карман щупал — кошель на месте был. Ежели вытряхнул, так только у коряги, где падал я. Ищи там.
Найду.
Возьми ружье, топор, — снаряжал его Павел, — вот. тебе краюха хлеба. Иди берегом, далеко не отступай. Обратно плотик смастери, сплывешь на нем. А мы за шиверу спустимся, перед порогом есть речка Моктыгна, будем в ней тебя дожидаться. Ну, валяй. Завтра к вечеру приплывешь к нам.
Понял. Ждите! — махнул рукой Ваня, поднимаясь осыпью на гору.
Счастливого пути, Ванюша! — заулыбался Митрич.
Ну, старик, а мы с тобой до Моктыгны поехали, — отталкивая лодку, сказал Бурмакин. — Садись в лопастные. Покланяйся реке малость, не то ты разленился очень. Как бы бока не пролежал.
Непонятно куда стремительным потоком несло лодку в дыму. Впереди шум разрастался сильнее.
Колено должна дать река за шиверой, — соображал Бурмакин, — а там сразу и Моктыгна. Славная речка… — И вдруг сжался весь. — Волгин!.. — через силу выговорил он. — Как я со счету сбился?..
Прямо на них, поперек реки, вырвавшись из плотного дыма, надвигалась черная высокая стена. Здесь река делала крутой поворот. У подножля утеса яростно хлесталась вода. Ударяясь в изрытые скалы пенистыми волнами, отскакивала обратно. Все течение от берега до берега было запружено камнями. Седые гребни валов метались по реке. С левого берега заструилась первая под-порожица.
Павлуша, приткнись на берег! — зашептал перепуганный Митрич.
Куда ты, к дьяволу? — свирепо рявкнул Бурмакин. — Не видишь — уж матёрой захватило. Греби пуще! Ворота с левого берега. Прижмет к утесу… А, черт! Прижимает… Греби!.. Черт… греби!.. До валов пересечь изголовье!.. Греби пуще… — кричал черный от натуги Бурмакин, казалось выворачивая всю реку кормовым веслом. — Угодим в самую… чертомель… Греби!..
Истерично пищали в уключинах весла. Митрич, белый, как подпорожная пена, порывисто дергал руками. Из груди вырывалось хриплое дыхание. Оскалившись черной пастью, неумолимо надвигался каменистый залавок — начало самого крутого перепада воды. Струя отбрасывала лодку обратно к утесу. Шумящие гребни катились вокруг. Как на качелях, боком, поднялась и опустилась лодка. Бурмакин резко свернул ее вдоль течения.
А, черт!.. Не ушли… будь ты проклят!.. Пуще нажимай! Может, по гребням проскочим.
В лодку плеснулась вода.
Господи, сохрани! — взмолился Митрич.
Давай, давай!
Из мутной пелены дыма вдруг возник камень.
Ах, язви… — И лодка скользнула рядом с ним, черпнув бортом грязную пену.
Пречистая богородица, услыши глас мой!..
Да греби же! Греби!.. — перекрывая рев порога, кричал Бурмакин.
Митрич, задыхаясь, ворочал веслами. Лодка проваливалась в яму. Вокруг поднялись водяные столбы. Через нос прокатилась тяжелая волна. Чуть слышно хрустнуло лопнувшее весло.
Сильный удар в дно встряхнул полузатопленную лодку. Она быстро завернулась поперек течения, боком приподнялась на взлохмаченный остряк волны и в следующий момент опрокинулась вверх дном. Рядом с ней всплыли весла.
Митрич, вынырнув из-под лодки, ухватился сзади за плечи Бурмакина. Зеленые его глаза в смертном страхе выкатились из орбит. Набухшая одежда тянула обоих ко дну. Через головы перекатывались кудлатые валы. Бурмакин сумел все же сбросить трактирщика с плеч и повернуться к нему лицом. Но Митрич тотчас ухватил его за шею и крепко стиснул коленями правую ногу.
Черт! — хрипел, выплевывая пену, Бурмакин. — Отпусти шею… ногу… арр… уух… пфф… Ногу… дьявол… — стараясь схватиться за уплывающую лодку, напрягался он. — Сбрось руки. Поймаюсь за лодку… вытащу тебя…
Митрич окостенел у него на шее. Впереди чернели острые глыбы второго залавка. Течением быстро несло людей в пенный бурун. Страшным напряжением сил Бурмакин вырвался из объятий Митрича, протянул руку, чтобы схватить его за волосы и поддержать на воде. Но не успел это сделать. Пенистая волна подхватила старика, подняла на своем гребне
