— Радугу я тоже видела, только слабую. Куб намного ярче. А кого на катер отсылают, непригодных?
— Вряд ли, — покачал головой юноша, хотя сам разом засомневался.
Впереди, на верхнем окончании острова, уже находилась Ольга. Её присутствие он чувствовал издалека. Уж дочь шамана-то точно бы за непригодность не отослали…
Катер оказался большим, белым, с огромными иллюминаторами. Трап опускался с борта в воду. С берега к трапу можно было добраться по лежащему в воде бревну.
— Я не пройду, — испугалась Инга, — в воду свалюсь.
— Тогда разуйся и иди прямо по воде, — предложил Харламов.
Девушка глянула на него немного огорчённо, и попыталась пройти по бревну. И прошла, а, ступив на трап, радостно оглянулась. У юноши же вдруг упало настроение. Он ощутил недовольство и тревогу Аникутиной, и ему показалось, что это он причина этого беспокойства. Он буквально взлетел по трапу, подталкивая перед собой Баканову. Ольга сидела у обращенного к Краю окна, откинув голову на спинку мягкого сиденья, закрыв глаза. Только сжатые губы выдавали, что спать ей совсем не хочется.
— Ермолай, садись здесь, — позвала его Инга.
Ольга наморщила лоб и глубоко вздохнула. Юноша решил, что мешать ей не стоит и огляделся. В просторном салоне поодиночке сидели ещё четверо, но ни с кем из них он знаком не был и потому сел возле прохода, через кресло от Аникутиной. Инга обиженно глянула на него, но он отвел глаза в сторону. Он понял, что поступил правильно, едва почувствовал, что дочь шамана перестала тревожиться. Злость осталась — и не на него — а вот тревоги больше не было. 'Странно, как это девчонки способны так ненавидеть друг друга без всякой причины' — подумал он, разглядывая обстановку салона.
Катер предназначался для богатых, а может, и очень богатых, людей. Пять рядов кресел, посредине салона — столики, окруженные диванчиками, а в носу — небольшая кухонька за стойкой и огромный телемонитор. И во всем этом великолепии — семеро подростков в потрепанной походной одежде. Наверху, в кабине, ожидал приказа к отплытию рулевой. Харламов сообразил, что им придется дождаться конца испытания, прежде чем катер повезет их в неизвестность. И нервничали пассажиры катера из-за этой самой неизвестности: что впереди, почему их отделили от остальных? Или остальные, также разделенные на маленькие группы по неведомым принципам, тоже сейчас томились неизвестностью?
Юноша чувствовал, что по крайней мере с Сашкой Богачевым это было не так. Да и Ольга — непохоже, что она страдала от незнания происходящего. Скорее, она рассчитывала на что-то другое, и никак не собиралась плыть на этом катере.
'А ведь какая аналогия с расщепом! То же самое — горстка людей вдруг оказалась отделена от остальных. Кем отделена, почему, что будет дальше? — неизвестно; совсем как с нами. Только мы сидим, надеясь, что придет кто-то и даст ответ, а кто даст ответ о причине расщепа?'.
Пришел всё тот же Муртаза, прошёл вперед — двигатель катера тихо заурчал — и встал посредине салона.
— Вы успешно прошли испытание и вам предложат обучение в одной из Школ Радуги, — юноша мгновенно понял, что Муртаза недоговаривает. И то, что он не договаривает, само по себе не менее важно, чем успех испытания. — Но обучение начнется только первого сентября, как полагается, а поход и испытание Краем уже сейчас пробудили в вас способности, которые обычно называют паранормальными. Для Школ Радуги такие способности — дело самое обычное…
Ольга внимательно слушала, и Ермолай ощущал, как нарастает в ней злость. Странно, она всегда отличалась такой выдержкой — а сейчас он мог читать на её лице малейшие переживания.
— … лучше среди обычных людей не демонстрировать, потому вас отвезут сейчас в лесную школу. Каждому дадут инструктора, который за несколько дней обучит вас контролировать свои способности. Ну, а потом развезут по домам…
Вопросов не было. Неизвестность исчезла, хотя любой здравомыслящий человек мог сообразить, что везут их не совсем в школу. Скорее, это заведение выполняло функции психолечебницы. И юноша, положа руку на сердце, не мог сказать, что вполне готов был сейчас предстать перед обычными людьми.
Катер плыл недолго; тихо урчащий мотор нёс его по обским просторам со скоростью гоночного автомобиля. Причалили к небольшой барже, зачаленной в круглой мелкой заводи. Прыгать на баржу пришлось без всяких сходней, и Муртаза стоял рядом, страхуя. Сквозь кусты выбрались на невидимую с реки поляну. Посредине стоял вертолет, и Муртаза заранее извинился за возможные неудобства.
— Он, когда взлетает, ревёт так, что разговаривать невозможно. Инга, тебе вон туда, — он показал рукой на небольшой домик, выглядывающий из зарослей.
Каждому, оказалось, отведен свой домик. Ермолай обнаружил в своём прихожую и две комнаты: спальню с окном в лес и обитую мягким материалом комнату без окон и мебели. В нём шевельнулось подозрение, что комната предназначена для буйных больных — чтобы не повредили себе чего, бросаясь на стены. Он вслух обозвал себя параноиком и сел на единственный стул. В спальне были ещё два кресла и полка с книгами. Половину занимали всякие энциклопедии и справочники, другую — популярные книги по психологии. В дверь осторожно постучали.
— Входите, не заперто, — откликнулся юноша и усмехнулся.
— Добрый день, меня зовут Ирина Егоровна, — вошедшая, черноволосая женщина в зеленой узорчатой кофточке и салатного цвета брюках, доброжелательно на него посмотрела. — Присядем?
Харламов пожал плечами, понимая, что вопрос ответа не требует.
— Нет, если тебе лучше остаться на ногах, тогда можем по лесу прогуляться…
— Сядем, — решил молодой человек, — по лесу я уже досыта нагулялся.
Ничего страшного его не ожидало. Его всего-навсего учили усилием воли тормозить свои способности. А проверять успешность он мог в комнате с мягкими стенами. Ему объяснили, да он и сам это понимал, что стены эти никакие виды биополей не экранировали, они обеспечивали чисто психологический эффект изоляции. Выходить из домика и ходить в гости не возбранялось, Однако Ирина Егоровна сразу предупредила, что это чревато его задержкой здесь. Вероятно, другим сказали то же самое, так как за три дня на поляне он так никого и не увидел. А к концу этого дня он даже присутствие Ольги перестал ощущать.
— Тебя только это беспокоит? — уточнила инструктор, — кроме неё ты никем не интересуешься?
Юноша подтвердил, и ему показали прием, с помощью которого он мог настроиться на любого человека.
— Это приём из учебной программы Школы Радуги, я тебе его не обязана была показывать, — уточнила Ирина Егоровна, когда у него всё сразу получилось. — Но ты не забывай, что твоя Ольга способна, если захочет, закрыться от чужого внимания. Я ведь не знаю, в чем её сложности и чему её учат.
— Значит, если у меня вдруг не получится, причина может быть не во мне, — уловил мысль юноша.
— Да, ты правильно понял.
На следующий день ему объявили, что его пребывание здесь закончилось, и после обеда он, пригибаясь под вращающимся винтом, забрался в кабину вертолета. Кроме пилота, там находились еще двое подростков, плывших с ним на катере. Они едва кивнули друг другу,
