в тот момент, сходилось к одному желанию – испытать оргазм, когда же ты начал избивать меня, твои удары в определенном смысле помогали мне чувствовать собственное тело острее, чем обычно. Ну, как если бы ты, стукнув меня, демонстрировал тем самым свое присутствие со мной и во мне, требуя от меня дополнительного внимания к персоне Брэнта Нькома. А это, по-моему, означает только одно – что я для тебя желанна. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Не знаю, насколько точно я в состоянии понять весь этот вздор, да это не столь уж и важно, если боль на самом деле служит источником возбуждения для юной мисс. Между прочим, сколько тебе лет?
Вопрос Брэнта застал Фрэнси врасплох, она в панике старалась припомнить, что говорила ему по поводу своего возраста.
– Мне? Мне – двадцать, – неуверенно проговорила девушка.
Он сильно ударил ее в лицо, сбросив с кровати на пол.
– Не пытайся мне лгать, сучонка. Я хочу услышать правду.
– Хорошо, хорошо, только не волнуйся. Должна признаться, что мне не больше девятнадцати.
Терпение Брэнта лопнуло. Он встал с постели, рывком поднял Фрэнси на ноги и, схватив ее за волосы, оттащил в дальний конец комнаты, где находился туалетный столик. Там он, вооружившись салфетками, обильно смоченными холодным кремом, стал спокойнейшим образом стирать с лица Фрэнси тщательно нанесенный ею макияж, которым она весьма гордилась. Во время этого процесса Фрэнси вырывалась, плакала и обзывала Брэнта всеми возможными дурными словами, которые ей предлагала услужливая память. Брэнт, не прерывая работы, влепил ей несколько затрещин, чтобы она не мешала. Наконец, Фрэнси взмолилась о пощаде и, рыдая, призналась, что ей всего семнадцать.
– Мне семнадцать, Брэнт, правда, семнадцать. Я клянусь тебе. Но в этом году мне исполнится восемнадцать, сразу же, как я кончу школу. Честно, Брэнт. Сейчас я не вру.
Подобно уличному котенку, Фрэнси стала тереться о сильный торс Брэнта, стараясь лизнуть его кожу своим острым розовым языком. Внезапно Брэнт развеселился, его злость улетучилась, и он, ухмыляясь, схватил Фрэнси в охапку и отнес на постель. На этот раз наступила его очередь поработать языком. Он показал Фрэнси, что чувствует женщина, которую вылизывает и целует мужчина.
Эта сторона орального секса ей еще не была знакома. Ощущение было на удивление изысканным и острым. Фрэнси чуть с ума не сошла от восторга. Через некоторое время Брэнт изменил позицию и растянулся вдоль Фрэнси в стиле «шестьдесят девять». Фрэнси попыталась вернуть ему долг и старалась, как могла, ублажая Брэнта, но то, что он делал для нее, рождало настолько сильное удовольствие во всем ее существе, что моментами она забывалась и переставала трудиться ртом. Тогда Брэнт напоминал о себе зубами, от чего Фрэнси вскрикивала от боли и желания. Все, пережитое девушкой за краткий срок ее существования, не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала теперь… Она не переставая переходила от одного пика наслаждения к другому. Ах, если бы ее счастье могло продолжаться вечно…
Брэнт перевернулся на спину и, неожиданно втянув Фрэнси на себя, превратил девушку в жокея, совершающего прогулку верхом. Скачка завершилась, когда Брэнт истек в ее заветные глубины. Сам по себе момент истечения Фрэнси узнала по особым пульсациям и сокращениям мужской плоти в ее лоне. На лице же Брэнта не отразилось ничего, оно оставалось холодным, отстраненным и бесстрастным. Лишь в самый миг оргазма он со страшной силой вдавил пальцы в истерзанные бедра Фрэнси. Та вскрикнула от боли, не переставая удивляться, какой странный подарок послала ей судьба в лице Брэнта. Следующим движением Брэнт в прямом смысле стряхнул ее с себя. Толчок оказался такой силы, что Фрэнси скатилась с кровати на пол, прямо на мягкий пушистый ковер, причем Брэнт, видя падение, даже бровью не повел.
Фрэнси поняла, едва взглянув на Брэнта, что уже откровенно наскучила ему. Его голубые глаза, по-прежнему холодные и равнодушные, укрылись за оградой из длинных стрельчатых ресниц и как бы потеряли ее из виду.
– Я хочу еще, – молила она, распростертая на полу, оставаясь лежать там, куда он ее отбросил.
– А зачем? – Голос Брэнта звучал любезно, но слова разили наповал. – Если бы я даже и смог, то не думаю, что мне захотелось бы еще. В тебе, милашка, не осталось никаких тайн. Я уже знаю все твои маленькие секреты. Искать больше нечего. Если что и осталось в тебе любопытного, так это твоя склонность к садомазохизму, но даже такой тип извращений для меня не в новинку.
– Мне все равно, что бы ты там ни говорил, Брэнт! Пожалуйста, не обижай меня. Разве ты не понимаешь, что я без ума от тебя? Никто до тебя не поражал мое воображение до такой степени. Мне нравишься не только ты, но и все, что тебя окружает, например, твоя «игровая комната». Позволь мне быть с тобой, и я совершу ради тебя любое безумство, какое ты только в состоянии вообразить. Ты ведь знаешь, что это правда. Умоляю тебя, Брэнт!
Брэнт стоял рядом с кроватью, глядя на распростертую Фрэнси сверху вниз, по-прежнему обнаженный, со скучающей миной на лице. Раздосадованная его молчанием, она потянулась к его промежности, хищно растопырив пальцы руки. Но реакция Брэнта оказалась быстрее, чем у нее. Его рука отвесила Фрэнси звонкую оплеуху, которая снова повергла ее на пол. Девушка ударилась головой об пол и закричала в отчаянье:
– Проклятый недоносок, ты сделал мне больно!
– Но ведь тебе нравится, когда больно, разве ты забыла? Хочу также сделать официальное заявление, моя крошка, я ненавижу, когда мне причиняют боль, запомни это!
Он продолжал рассматривать Фрэнси, не меняясь в лице, и его леденящий взгляд, наконец, довел ее до слез. Она рыдала, как ребенок, вздрагивая всем телом, давясь влагой, струившейся из глаз и вдыхая воздух широко раскрытым ртом.
– Вот дерьмо какое! Насколько же ты глупа, если думаешь, что твои слезы могут хоть в малой степени повлиять на меня. Ты начинаешь действовать мне на нервы. Какого черта тебе здесь надо?
– Если ты не хочешь, чтобы я осталась у тебя, то позволь, по крайней мере, приходить к тебе время от времени. Клянусь, что больше не буду раздражать тебя, Брэнт, и выполню все, что ты мне скажешь…
– Да уж не сомневаюсь, что, если я позволю тебе бывать в моем доме, ты своего не упустишь, дорогуша! С другой стороны, возможно, кто-либо из моих друзей клюнет на такого извращенного птенчика вроде тебя и получит бездну удовольствия, обрабатывая ремнем твою задницу. Кто знает?
Брэнт улыбнулся Фрэнси, но в его улыбке не было и грамма веселья. Скорее его улыбка походила на безжалостную ухмылку палача.
– Ладно, можешь приходить, но помни – никаких потом жалоб и стонов. Тебе придется работать под взрослую и самой отвечать за себя и, разумеется, делать то, что тебе скажут. Надеюсь, ты принимаешь противозачаточные таблетки?
– Да, я принимаю таблетки с того дня, с того самого дня, как поступила в школу высшей ступени. Я все поняла. О, благодарю тебя, Брэнт!
В ответ на слова Фрэнси Брэнт ухмыльнулся, разглядывая содержимое стакана – он успел налить себе еще вина. Он раздумывал, отчего позволил этой извращенной куколке приходить к себе. Иногда, когда Брэнт находился в дурном расположении духа, он задавался престранными вопросами, одним из которых был вопрос о смысле собственной жизни, который
