Пока они спускались в лифте, Уотерс вытащил из кармана полученный от мистера Kappa лист бумаги, взглянул на него, потом со вздохом убрал обратно.
– Настолько тяжело? – сочувственно спросила Мерри.
– Могло быть и хуже.
Сначала они заехали в клуб «Сторк». Их провели в зал для важных персон, и сам хозяин, Шерман Биллингслей, вышел поприветствовать их с флакончиком духов «Сортилеж» для Мерри и с бутылкой шампанского для них обоих. Несколько минут постоял и поболтал с Мерри и Уотерсом, а потом поспешил навстречу другой паре.
– Очень мило с его стороны, – сказала Мерри.
– Естественно. Позже заскочит Уинчелл и спросит у старины Шермана, были ли мы здесь. Это событие уже внесено в столбец хроники. Уинчелл просто лично удостоверится.
– Да, но французские духи…
– Шерман торгует ими. Он является дилером этой фирмы в Штатах. Все дело в рекламе. Вся карнавальная мишура будет при нас, только вот самого карнавала мы не увидим.
– А я никогда не бывала на карнавале. – Здорово!
Уотерс осушил бокал шампанского.
– А о чем ваша новая пьеса? – спросила Мерри.
– Какая пьеса?
– Мне казалось, что вы написали новую пьесу.
– Во-первых – не я, а во-вторых – не новую. Это – мольнаровская пьеса, а я ее только немножко переработал.
– Вот как?
– Выпейте еще вина, – предложил Уотерс. И многозначительно добавил: – Приятно иметь дело с ненавязчивой девушкой.
Они сидели, пили шампанское и слушали музыку. Но не разговаривали. Главное – сдержали обещание, данное Карру: появились вместе на людях. Наконец, Уотерс посмотрел на часы и провозгласил:
– Переходите на «Сент-Чарлз». Не проходите на «Идите». Не забирайте двести долларов.
– Это «Монополия». Я тоже в нее играла.
– Вы, я вижу, знаете толк в жизни.
– А почему же нет?
Уотерс оставил официанту чаевые и повел Мерри в «Метрополь», где они посидели и послушали Коузи Коула. Потом наведались в «Харвин», а напоследок заглянули в «Эль- Морокко». Их посадили на полосатый диванчик, и официант принес шампанское.
– Вы не проголодались? – осведомился Уотерс. – Может быть, заказать вам гамбургер или что-нибудь еще в этом роде?
– Только вместе с вами.
– Пожалуйста, – согласился Уотерс и заказал официанту два гамбургера. – Удивительное место. Разные столики по удобству различаются, как Сибирь и Майами. В этом зале всего восемь удобных столов. Четыре по ту сторону прохода и четыре здесь. А там, за танцлощадкой, сидят новички и пижоны, которые швыряются деньгами почем зря.
– А зачем они сюда приходят?
– Чтобы поглазеть на знаменитостей, детка. Больших и блестящих людей, имеющих все в обществе. Вроде нас с тобой.
Официант принес гамбургеры. У Мерри с утра маковой росинки во рту не было, так что она была очень признательна Уотерсу, который догадался предложить ей поесть. Едва она запустила зубы в сочную котлету, как в зале появились Билли Роуз и Дорис Лилли, которых усадили за один из столов для важных персон. Роуз заказал по чашечке кофе для себя и для Лилли. Уотерс рассказал Мерри, что Билли Роуз приходит сюда каждую ночь, часа в три, выпивает чашечку кофе, а потом уходит.
– Дурацкий образ жизни, не правда ли?
Мерри согласилась.
– Только ничего не говорите.
Мерри уже раскрыла было рот, чтобы спросить – кому именно она не должна ничего говорить, как к их столу подошел приземистый остролицый мужчина. Леонард Лайонс. Уотерс познакомил его с Мерри. Разговор зашел о новой пьесе Джима. Уотерс на сей раз умолчал о Мольнаре и только пробормотал что-то вроде: «Стараюсь, как могу».
Лайонс пожелал ему успеха и подсел к Билли Роузу.
– Ну, вот, дело сделано, – произнес Уотерс. – Теперь можно дожевать гамбургеры и двигать отсюда.
Мерри слегка передернуло от этого заявления. Она, конечно, понимала, что их встреча носит сугубо деловой характер, но тем не менее предпочла бы, чтобы Уотерс воздержался от подобных резкостей.
– Вы не станете возражать, если я выпью чашечку кофе? – спросила она.
– Нет, конечно. Бога ради. Если, правда, не хотите, чтобы я повел вас в более уютный ресторан. Эти полосатые, как зебры, диванчики – последнее в мире место, где я хотел бы пить кофе.
– Мне не хочется навязывать вам свое общество. Здесь, по крайней мере, нас обслужат быстрее.
– О, я вовсе не страдаю от вашего общества. Вы оказались куда приятнее, чем я ожидал.
– Вы, должно быть, всем девушкам так говорите.
– Нет. Вовсе не всем. – И на том спасибо.
Мерри прикончила гамбургер. Уотерс оставил свой наполовину недоеденным, пояснив, что не голоден. Покинув «Эль-Морокко», они зашагали по направлению к дому Мерри, рассчитывая по дороге встретить какое-нибудь местечко, где можно выпить кофе. Однако все уже было закрыто. Дойдя до угла дома Мерри, они остановились.
– Может быть, поднимемся ко мне и выпьем кофе?
– С удовольствием. Спасибо.
Они двинулись к подъезду. На улице было тихо, необыкновенно тихо. Машины уже не ездили, и город словно вымер. Лишь изредка в отдалении мелькало случайное такси. Бросив взгляд на наручные часы, Мерри увидела, что стрелки показывают без четверти четыре. Поднявшись в квартиру, Мерри пошла на кухню готовить кофе, тогда как Джим присел на софу. Квартирка была такая маленькая, что они могли спокойно переговариваться. Теперь, когда тяготы навязанного им обоим общения остались позади, Джим расслабился и даже порасспросил Мерри о ее жизни. Сколько времени она уже здесь живет и как ее отец отнесся к решению дочери стать актрисой. Слушая Мерри, Уотерс то и дело кивал, а потом, когда она закончила, заметил, что жизнь у нее и впрямь непростая и одинокая.
– Но ведь и у вас такая же, – сказала Мерри.
– У меня все по-другому, – ответил Уотерс. – Терять мне нечего, так что я всегда остаюсь в выигрыше. Я же считаюсь ненормальным. Изгоем. А театр – самое место для изгоев. Если дела у тебя складываются удачно, всем наплевать на то, что ты есть. Если же ты к тому же еще и неудачник, то остальным вообще на тебя наплевать. А вот для такой славной малютки, как вы… впрочем, что я про вас знаю? Может, у вас тоже есть какой-то тайный изъян, вроде моего.
– Что-то вы мрачновато рассуждаете.
– Да, вы правы. Устал, должно быть.
Он взял в руку чашечку и залпом осушил. Потом поднялся, зевнул и извинился.
