руку.
Он ткнул пальцем в плафон.
– Свет… Свет все еще горит.
Толстяк зашипел, словно воздушный шарик, в который угодила иголка, и тяжело опустился на сиденье.
– И что же делать?
– Вода, – принялся объяснять ему Гарин. – Вода прибывает, она может достать до контактного рельса. Тогда все, кто идет по путям, получат сильный удар током. Это – верная смерть.
– И что же делать? – визгливо повторил толстяк.
– Ждать. Пока не погаснет свет.
– И?…
Гарин договорил за него:
– И потом ползти в темноте, стараясь держаться как можно дальше от вагонов. Ничего другого мне в голову не приходит.
Толстяк всплеснул руками, будто говоря: «Хорошо, что вам хоть
– А пока, – сказал Гарин, – попытаемся помочь тем, кто остался.
Толстяк захихикал.
– Это глупо. Мы же не сможем тащить их всех на себе.
Гарин взглянул на него так, что у того пропала охота хихикать.
– Во-первых, одного вы взять сможете. А я понесу дочь. Во-вторых, я должен им помочь. В-третьих, спасателям будет меньше работы…
– Вы думаете, они придут за нами?
Гарин помолчал.
– В-третьих, спасателям будет меньше работы. В-четвертых, нам все равно надо что-то делать. Не сидеть же сложа руки. От этого можно сойти с ума. Вот вам целых четыре причины, если какая-нибудь одна кажется недостаточно веской.
– Да, вы правы…
– Поэтому давайте займемся этим прямо сейчас. У вас есть зажигалка – на тот случай, если свет вдруг неожиданно погаснет?
– Есть, – сказал толстяк и оглянулся, словно боялся, что его может кто-то услышать. – Я много курю. Пробовал бросать, но тогда быстро набираю вес.
– Угу… Похвально, – отозвался Гарин. – Держите ее все время под рукой. А пока пойдемте со мной. Не обращайте внимания на тяжело раненных и умирающих, мы им все равно не поможем. – Он обернулся на застывшего в немом вопросе толстяка. – Медицина катастроф – жестокая дисциплина. Ничего не поделаешь.
Толстяк неожиданно привлек его к себе.
«Сейчас он меня обнимет и поцелует, – отстраненно подумал Гарин. – И, может быть, поплачет на плече».
Но толстяк сказал совсем другое.
– Я так боюсь… Так боюсь… Но… Я вам верю. Хочу, чтобы вы об этом знали.
– Хорошо… – обронил Гарин и уже хотел двинуться дальше, но толстяк остановил его.
– И еще… Знаете, стыдно признаться… И поймите меня правильно… Это ничего не меняет. Я говорю это просто так. Сам не знаю зачем… Видите ли…
Толстяк шумно вдохнул и выдохнул. Наконец он решился:
– Вода прибывает… А я… Не умею плавать…
Денис стоял, уперевшись обеими руками в стену. Каждый раз, когда его кто-нибудь толкал, он напрягал все мышцы, стараясь смягчить удар, принять его на себя, чтобы Алисе досталось как можно меньше.
Она цепко держалась за отвороты его красивой дорогой куртки и что-то шептала. Что – он так и не мог разобрать.
Крики, плач, звон стекла и топот ног постепенно стихали.
Денис обернулся и был поражен, как быстро опустел вагон.
Все, кто мог самостоятельно передвигаться, крушили окна и прыгали в тоннель. В вагоне остались беспорядочно лежащие тела, предметы одежды, сумки… В дальнем конце Денис разглядел даже сложенную детскую коляску.
Он отодвинулся от Алисы, и девушка наконец-то вздохнула свободно.
– Пойдем? – спросила она.
Денис покачал головой.
– В 1991 году в тоннеле от Мекки до Медины почти полторы тысячи паломников были затоптаны бегущей в панике толпой…
Алиса слабо улыбнулась. Улыбка вышла кривой и совсем не веселой.
– Вот как?
Истомин кивнул и продолжал:
– 28 октября 1995 года около трехсот человек погибли во время пожара в бакинском метро. Сгорели и задохнулись…
– В Баку? – сказала Алиса. – Откуда ты все это знаешь?
– Гены… – ответил Денис. – Или ты забыла, кто мой фазер? Для журналиста чем хуже новости, тем лучше.
– Ну ладно… – Алиса сделала несколько неверных, спотыкающихся шагов и тяжело опустилась на сиденье. – Тогда… Скажи еще что-нибудь… ободряющее.
Она сидела, прижав дерматиновую папку с «ватманами» к груди, и печально смотрела на лежавшие вповалку тела.
Денис выглянул из разбитого окна двери. В тоннеле теснились люди – бескрайнее море людских голов. Они жались к стене, огибали вагоны и двигались вперед.
«Точнее, теперь уже назад», – подумал Денис.
– Ну, что еще приходит на ум… – сказал он. – Вот, например, как тебе понравится это? В 1944 году свыше пятисот пассажиров и поездная бригада задохнулись в железнодорожном тоннеле близ Салерно, Италия.
– Все время тоннели, – тихо сказала Алиса. В голосе ее звучала обреченность. – И все задыхаются…
– Ага! – Денис пробрался на другую сторону вагона, выглянул в противоположное окно, но и там всюду были люди.
«Когда же это кончится? Когда мы сможем выбраться отсюда?»
– Денис! Пойдем! – сказала Алиса. Казалось, еще немного и она расплачется.
– Нет, – отрезал Истомин. – Едва мы спрыгнем, как нас затопчут. Пусть толпа схлынет.
– Но мы… задохнемся здесь.
Алиса подняла на него глаза, и Денис увидел, что его предположения подтвердились – она плакала.
– Ну не ты, так я, – добавила она уже тише. Теперь ее голос звучал как-то сипло, и именно этого Денис боялся больше всего.
Нехорошее тоскливое ожидание стянуло кожу на его спине и затылке. «Наверное, и волосы на голове встали дыбом».
– Тебе плохо? – спросил он.
Денис уже сам видел, что Алисе становится плохо. Все хуже и хуже с каждой секундой.
