Кашинцев знал про этот вирус почти все, за исключением самого главного: как он активируется? Ведь это должно быть просто. Так же просто, как щелчок выключателя.
Некое воздействие – и нейраминидаза переходит в активную форму, вирус внедряется в клетку и начинает свою гибельную работу. Да. Вроде бы все так. И, казалось бы, что тут сложного – исключить действие пускового фактора, и эпидемия остановится. Но…
Видимо, он чего-то не знал. Или – что было более вероятным – ему нарочно чего-то не говорили.
«Блядские рыцари плаща и кинжала! – ругался про себя Кашинцев, в глубине души опасаясь, что где-то в „актовом зале“ стоит прибор, позволяющий читать чужие мысли. – Как в преферансе, когда играют вчетвером: сижу на прикупе и ничего не могу поделать. Зачем тогда потребовалась вся эта чехарда? Сначала из Питера – в Москву, затем из ИБХ – сюда… Я ни хрена не понимаю в этих играх».
Он изложил свои соображения Валерию Алексеевичу. Тот нахмурился и сухо ответил, что ничем не может помочь. И Кашинцев ему поверил.
Валерий Алексеевич несколько раз выходил из зала (Игорь полагал для того, чтобы связаться с кем-то, наделенным куда большими полномочиями, чем он сам) и каждый раз возвращался ни с чем.
Это заставляло Кашинцева нервничать; больше всего он опасался за свою жизнь, хотя, немного поразмыслив, пришел к выводу, что пока бояться не стоит – именно потому, что он не располагал полной информацией, стало быть, и проболтаться не мог.
Эта мысль показалась ему трезвой и здравой; Кашинцев немного успокоился и снова принялся за работу.
Он решил поставить себя на место Ильина. Допустим, ему удалось получить штамм вируса с абсолютно новой, но стабильной (то есть неактивной) нейраминидазой. Такой вирус безвреден для живого организма до тех пор, пока его нейраминидаза не станет нестабильной.
На слайдах было четко показано, в чем причина нестабильности – в двух разорванных сульфидных мостиках. Но как, черт побери, их разорвать? Понятно, что надо подвести несколько квантов энергии. Путем химической реакции? Небольшим повышением температуры? Да, похоже на правду.
Кашинцев вспомнил слова Валерия Алексеевича, сказанные им в ИБХ. «Здесь должна быть зацепка!»
– Валерий Алексеевич! – спросил Кашинцев. – Помните, в ИБХ вы говорили, что вирус в первую очередь поражает наиболее активных? Социально успешных, ну и все такое? Откуда вы это взяли?
Валерий Алексеевич скривился.
– Просто поступила такая вводная. Вы что, думаете, я всезнающий?
– Да-а-а… – с сожалением сказал Кашинцев. – Но как он этого добился? Как? Я не могу сообразить. Кстати, а что сам Ильин…
Он посмотрел на Валерия Алексеевича и все понял. Этого ему тоже лучше не знать.
Ситуация складывалась идиотская: Кашинцева позвали, чтобы он помог, но раскрывать перед ним все секреты никто не собирался. Если он хочет добиться результата, то должен дойти до всего сам, но хочет ли он этого? Вот в чем дело.
«Меньше знаешь – лучше спишь».
– Валерий Алексеевич! – сказал он на исходе двенадцатого часа своих штудий. – Я – пас! Давайте свои бумаги, я подпишу то, что нужно. Отвезите меня на вокзал. Завтра лекционный день, я должен быть в институте…
– Вопрос о вашем пребывании здесь уже согласован, – отозвался его куратор. – Знаю, Игорь Константинович, вам это не понравится, но мы не расстанемся до самого конца.
– До какого… конца? – спросил Кашинцев.
Он не очень-то любил читать лекции, но сейчас перспектива оказаться в аудитории показалась ему неожиданно заманчивой.
– А вот это уже полностью зависит от вас, – сказал Валерий Алексеевич и выразительно постучал пальцами по столу. – Кстати, зафиксирован первый случай заболевания со смертельным исходом. Не желаете взглянуть? Может, это продвинет вас… в нужном направлении? – и куратор слегка кивнул.
– Да, конечно, – машинально сказал Кашинцев, хотя и не понимал, каким образом вид умершего ему поможет.
Он мог взять у трупа образцы тканей и попытаться вырастить вирус на курином эмбрионе – с тем чтобы потом изучить его свойства. Наверное, в этом был смысл, если бы у них в запасе было как минимум два-три месяца, но сейчас, когда счет шел на часы…
И все же это было лучше, чем сидеть в громадном зале под прицелом видеокамеры.
– Да, – громко и четко сказал он. – Я думаю, нам обязательно надо туда попасть.
– Хорошо. Машина ждет. Вам еще нужны документы?
– Они уже здесь, – Кашинцев показал на лоб. – Остальное я надеюсь увидеть на месте.
Валерий Алексеевич поднял руку. Дверь в конце зала бесшумно открылась, и вошел тот самый «немой» в рубашке и галстуке. Он собрал документы, уложил их в ящик и запер его на ключ.
Они вышли через другую, боковую, дверь и оказались в длинном коридоре, который привел их к подземному гаражу.
– Куда мы едем? – спросил Кашинцев, садясь в машину.
– Во вторую инфекционную больницу, – был ответ.
Гарин упал на кусты сирени, растущие под окнами корпуса. Хорошо, что их давно не подстригали; острые торчащие ветки могли бы проткнуть его насквозь, а гибкие прутья смягчили удар, спружинили и отбросили Гарина к стене.
Он перекатился на живот и встал на четвереньки, быстро соображая, в какую сторону бежать. До ближнего угла было немногим более двадцати метров, но… Его преследователям нужно было сделать всего пять шагов – и они уже у окна. На огневом рубеже. А Гарин почему-то не сомневался, что стрелковая подготовка у этих ребят на высоте.
Бежать прочь от корпуса?… Тоже не самый лучший вариант. За сиренью, высаженной в ряд, начинался подстриженный газончик. Человек на фоне зеленой травки – чем не отличная мишень?
Все это промелькнуло в голове за считанные мгновения, между двумя взмахами ресниц, но Гарину все равно казалось, что он соображает недопустимо медленно.
«Куда? Куда бежать? Ведь должен быть какой-нибудь выход?!»
Он обернулся. В нескольких шагах от него зиял открытый люк. Гарин толком не знал, куда он ведет, наверное, в подвал. Скорее всего, через него вытаскивали на улицу грязное белье и заносили свежее. Не раздумывая, Гарин бросился вперед и головой вниз нырнул в квадратное отверстие.
Он не знал, что ждет его там, внизу? Голый бетонный пол? Острые углы каталки? Времени на раздумья не было, да и выбор представлялся крайне небогатым: сломать шею или получить пулю. Но пули он почему-то боялся больше.
К счастью, он упал прямо на тюки с бельем. Однако счастливое спасение никоим образом не решало основную проблему: его по-прежнему хотели убить, вот только он не мог сообразить, кому и зачем это потребовалось?
Дверь, ведущая в подземный переход, была открыта. Запыленные люминесцентные лампы под низким потолком лили на бетонный пол мутные пятна желтого света. Гарин на мгновение застыл. С улицы послышались два глухих толчка, раздавшихся друг за другом: его
