Алена наступила на сцепленные руки Гарина, он распрямился, толкая ее вверх, и в следующую секунду девушка оказалась сидящей на заборе. Затем Гарин залез сам, спрыгнул вниз и протянул ей руки.
– Держу!
Алена упала в его объятия, и, как показалось Гарину, не спешила из них освободиться. Она дрожала, будто от холода, и Гарин ободрительно потрепал ее по плечу.
– Не бойся! Мы что-нибудь придумаем.
Они обошли двухэтажный домик. Запыленные, давно не мытые окна первого этажа были забраны решетками. Под ногами хрустел мусор, собранный в кучи: сухие ветки, полусгнившие куски досок, обломки стульев… Но больше всего пустых бутылок.
– Это морг, – сказал Гарин и, увидев Аленин взгляд, поспешил добавить, – пожалуйста, потише. Не распугай его обитателей.
Он выглянул из-за угла здания и осмотрелся. На территории больницы было тихо. Вдалеке, через арку, он видел, как сновали взад-вперед машины «скорой».
– Он работает в шестом корпусе, – размышлял вслух Гарин. – Но в таком виде нас вряд ли туда пустят. Значит… Послушай, у тебя есть мобильный?
– Да.
– Давай сюда. Я, наверное, последний человек в Москве, который до сих пор обходится без него.
Алена приподняла тонкий бежевый свитер и достала из чехла, висевшего на поясе джинсов, маленький плоский аппарат.
– Так. Дай Бог памяти… Нет, номер его мобильного я не вспомню. А городской… Сейчас. Набирай.
Гарин насчитал шесть длинных гудков, потом трубку на том конце провода сняли, и раздался знакомый голос, не изменившийся за те годы, что прошли с момента окончания института.
– Да! Вторая терапия!
– Алексей! Это я, Андрей! Мне нужна твоя помощь!
Волосы на голове Гарина поредели; у Алексея появился круглый животик, вставные зубы и вторая жена, но главное не изменилось: Гарин услышал именно тот ответ, на который рассчитывал.
– О чем ты говоришь! Конечно! – затем его голос погрустнел и, как показалось Гарину, стал напряженным. – Только… Знаешь, есть одна проблема. Я не могу уйти с работы. Не отпускают. Кстати, – Алексей словно вспомнил что-то, – ты же…
– Я здесь, рядом с моргом, – Гарин поправился. – Мы здесь. Нас двое. Ты можешь провести нас в корпус?
– Двое? – переспросил Алексей. – Не вопрос. Ждите, сейчас приду.
Через пять минут появился Алексей Козлов с полиэтиленовым пакетом в руке. В пакете лежали два белых халата.
Он церемонно поздоровался с Аленой и, поймав ее руку, томно поцеловал в запястье.
– Одобряю ваш выбор, – промурлыкал Алексей.
Гарин рассмеялся – несколько принужденно; традиционная шутка приятеля сейчас казалась ему совершенно несмешной. Какой, к черту, выбор? Разве у него вообще был выбор?
– Леш, пойдем к тебе. Нам нужно поговорить, – сказал он.
Гарин с Аленой надели халаты, и вся троица отправилась в шестой корпус.
Санитар патологоанатомического отделения второй инфекционной больницы взял в руки шланг и включил воду.
Кашинцев жестом остановил его.
– Подождите!
Он взял зонд, маленькие пластиковые баночки и собрал в них кровь, скопившуюся в ротовой полости трупа. Затем обмотал зонд ватой и достал почерневшие сгустки из ушей. Потом он приподнял голову трупа и большими пальцами надавил на слезные мешки.
Из углов глаз Кудрявцева вытекло несколько кровавых капель. Жидкость увлажнила высохшие и поблекшие глаза, отчего они снова заблестели в ярком свете бестеневых ламп.
– Все это надо отправить в лабораторию, – распорядился он. – Смотрите, в крови присутствуют сгустки, тогда как основная субстанция слишком жидкая. Думаю, мы имеем дело с ДВС-синдромом – синдромом диссеминированного внутрисосудистого свертывания. Мелкие сосуды закупориваются, и в то же время из крупных кровь течет, как вода, не свертываясь. Человек погибает от нарушения микроциркуляции и массивной кровопотери одновременно. Это терминальная стадия заболевания, спасти такого пациента уже невозможно.
Кашинцев повернулся к одному из помощников.
– Отнесите в лабораторию, пусть проверят протромбиновый индекс, целостность тромбоцитов и содержание факторов свертывания крови. Как вы говорите, пустая формальность, – пояснил он Валерию Алексеевичу, – диагноз и так ясен, но лучше, если у нас будут точные цифры, не так ли?
Тот кивнул.
– Теперь обмывайте, – велел Кашинцев.
Санитар быстро обмыл тело; вода, окрасившись в розовый цвет, с неприятным звуком ушла в сток. Затем подложил небольшую деревянную подставку под плечи трупа, чтобы расправить грудную клетку и, приподняв голову Кудрявцева, электрической пилой с небольшим циркулярным лезвием одним ловким круговым движением вскрыл черепную коробку. Завернул скальп на лицо, снял костную крышку и взял длинный нож со сверкающим лезвием. Один быстрый надрез в глубине, в области продолговатого мозга, – и большие полушария у него в руке.
Санитар положил их на чистую белую тряпку и передал Кашинцеву. Игорь взял пинцет и скальпель.
– Смотрите, – говорил он, обращаясь к Валерию Алексеевичу. – Видите, мозговые оболочки набухли и пропитались кровью? Сосуды головного мозга инъецированы наверняка… – он замолчал, раздвинул пинцетом сероватые, с красным оттенком, извилины и сделал несколько глубоких надрезов скальпелем. Затем выделил два получившихся ломтика, извлек их из общей массы и положил на стол. – Массированный выход форменных элементов крови за пределы сосудистого русла. Геморрагический инсульт, если вам так понятнее. По- моему, этот бедняга перестал соображать часа за два до того, как остановилось сердце. Он был в сознании?
Валерий Алексеевич пожал плечами.
– Откровенно говоря, я не знаю. Думаю, вам надо обсудить это с лечащим врачом.
– Да? Хорошо. Как только закончим, я хотел бы с ним побеседовать. Продолжайте, – кивнул он санитару.
Тот, налегая на нож, провел длинный разрез – от подключичной ямки до лобка, обходя пупок справа. Раздвинул кожу на груди и двумя косыми сильными взмахами пересек хрящевые части ребер.
Взглядам присутствующих открылось сердце и легкие. Санитар отделил сердце от аорты и легочных артерий и отдал его Кашинцеву.
Игорь вскрыл оба желудочка.
– Я так и думал! – на дне мускульных мешочков лежали плотные кровяные сгустки. – Сгустки заполняют полости сердечных камер, от этого их объем уменьшается, соответственно
