последнее теплое в этом году, как отголосок бабьего лета. С улицы доносился монотонный гвалт, на фоне которого вдруг отчетливо прозвучало: «Валя! Купи мне яблок!» Наверное, кто- то высунулся в соседнее окно и крикнул.
Надо же! И на Арбате – те же яблоки! Я думала, в этих старых дворах уже давным-давно не осталось жильцов. Сплошной бизнес и предпринимательство. Казалось, что все эти коммуналки и огромные кастрюли с борщом остались в далеком прошлом.
Впрочем, что же это я? Пора вставать! Лихо соскочив со своего (будем надеяться) одноразового ложа, я первым делом кинулась к мобильному телефону. Мне не терпелось узнать, что там слышно от Алекса. Может, он тоже грезил сегодняшней ночью о ласках красивой девушки, до неприличия похожей на меня?
«Как там Лысый?» – не стала оригинальничать я. И даже подумала, что сохраню эту фразу в шаблонах.
Пока Оксанка не разродилась, я наспех оделась, свернула постель и стала дожидаться возвращения Кащея. Мне нужно было испросить его дозволения сходить в туалет и помыться.
Вскоре он явился. Одет был по-домашнему: в спортивные штаны и черную свободную майку. Кащей вносил какое-то странное приспособление с длинным проводом.
– Я могу занять ванную? – спросила я.
– Пожалуйста! Тебя проводить?
– Сделай одолжение.
Он вытащил из шкафа чистое полотенце и повел меня куда-то через весь коридор.
– Газовой колонкой пользоваться умеешь? – спросил Кощей, когда мы достигли того, что в этом доме считалось ванной.
– Да знаешь, как-то не доводилось…
– Я тебе включу. Только ты потом воду не заворачивай, а то мы на воздух взлетим.
Он открыл кран, покрутился возле угрожающего вида железной бандуры и, напоследок сказав, где лежат его паста и мыло, ушел.
Господи боже мой! Если бы я знала, что люди с колонками так мучаются, я бы уже какой-нибудь специальный фонд организовала, честное слово. С меня сошло семь потов, прежде чем я смогла нормально помыться. То горячо, то холодно, то напора никакого.
Наконец, заметно посвежев, я вышла из ванной.
Только слышу, за моей спиной какой-то гул нарастает. Я обратно заглядываю, а из колонки пар валит так, что она аж вся ходуном ходит!
– А-а-а! Пожар, люди! Гори-им! – завопила я, несясь по коридору с выпученными глазами.
Из дверей высунулось сразу несколько голов:
– Какой пожар? Где? Вы кто?
Кощей стремглав вышел из своей комнаты. На нем теперь была надета клетчатая рубаха, которая от его стремительного шага раздувалась как парус.
– Нормально все! – заверил он соседей. – Девушка просто колонкой пользоваться не умеет.
Он смело шагнул в опасную зону. Но успокоенные соседи, тем не менее, остались недовольны:
– Понаприводит, прости господи! И так от него житья нет. Всех своей музыкой скоро в дурдом отправит.
Я от такой людской злобы прямо задохнулась.
– Граждане! – говорю. – Чего вы взъелись на одаренного человека? Он, может, свое имя в веках прославит! Потом гордиться будете, что под одной крышей с ним жили!
– Пойдем, – мягко подтолкнул меня к своей комнате вернувшийся Кощей.
Устранив угрозу взрыва, он теперь виделся мне героем спасателем, который, к тому же нацепил на свое лицо нечто вроде улыбки вместо всегдашней своей злобной ухмылочки. Видно, ему моя речь доставила удовольствие!
Потом он возился со своей аппаратурой, весь опутавшись проводами. А я читала эсэмэску от Оксанки.
Дура бестолковая!
Я, улыбаясь, спрятала телефон.
Кощей, закончив с приготовлениями, пристроился со мной рядом. Мы сидели на подоконнике и курили. Он рассказывал историю написания своей первой песни. Это было, когда он учился в девятом классе. Посвящалась песня какому-то единственно знаменитому месту в их городке, откуда он родом.
Неожиданно в дверь постучали. И, когда Кощей отозвался, в комнату вошла хрупкая девушка, несущая в руках сковородку с чем-то шкворчащим. Ничего не сказав, а только бросив на меня быстрый неприязненный взгляд, она положила на колонку разделочную доску. А сверху поставила сковородку.
Взглянув на Кощея, она спросила:
– Хлебушка принести?
– Не, не надо.
Тогда девушка, с присущим ей покорным видом, подобрала брошенное мной полотенце и вышла.
– Кто это? – в изумлении спросила я.
– Это моя жена, – ответил Кощей. И когда мое лицо перекособочилось от удивления, добавил: – Законная.
– А… а… – Я судорожно пыталась подобрать слова. – А Ксюша знает?
– Да, конечно, все девчонки о ней знают! Но всем же очень интересно, как это бывает… ну, с Кощеем? Думают: «Может, жена – это так, а я одна такая – единственная, неповторимая…» Вон, посмотри, сколько их по Арбату ходит! И все каждый вечер стоят мои песни слушают. А на самом деле им только одного надо…
– Ты меня, конечно, извини, – сказала я, – но мне кажется, ты себе льстишь.
– Льщу, ты думаешь? А давай посмотрим! – Он пошире распахнул створку окна и, до половины высунувшись, покрутил головой. Потом сразу же прикрыл окно. – Вот сейчас, жди!
Шурик демонстративно остался стоять возле окна. И когда с ним поравнялась пара каких-то девиц, они, пошушукавшись, закричали:
– Кощей! Ты сегодня выйдешь?
– Не знаю, как настроение будет.
– Выходи! Нам без тебя скучно!
– Да мне-то что? Идите домой, телевизор смотрите!
– Кощей! Ты злобная бяка!
– Вот тебе раз! Да я бы на вашем месте вообще рта не раскрывал!
Девицы, обидевшись, удалились, агрессивно обсуждая что-то между собой. Кощей повернулся ко мне:
– И ты думаешь, они сегодня вечером не появятся? Да я тебе гарантию даю, будут стоять как миленькие.
– Это все, конечно, хорошо и здорово. Но давай договоримся с тобой. Если наша великая затея осуществится, ты будешь любить своих обожателей. Звезда она ведь до тех пор звезда, пока есть люди, которые делают ее таковой. А ты своими выходками всю народную любовь на корню задушишь.
