и уныние. Он без боя занял Владимир и
погнался за ними к Теребовлю и Перемышлю, и они бе
жали от него за дальний город Микулин, и он ходил за
ними к Микулину и не настиг их.
Ярополк пришел вместе с Мономахом и снова сел па владимирском столе., а Мономах вернулся назад в Киев - его ждали на Руси новые заботы: половцы взяли городок Горошин, и Мономаховы дружинники, не расседлывая коней, погнались за ними к городку и дальше, за реку Хорол, и прогнали половцев прочь.
Но лишь месяц провел дома в Чернигове Мономах-. В Киев пришли вести, что Всеслав Полоцкий замышляет новый выход, и Всеволод решил предупредить его. Союзные половцы опять подходят к Чернигову, и Мономах отравляется с ними и своей черниговской дружиной знакомой дорогой в Полоцкое княжество.
На этот раз Мономах не оборонялся, как прежде, не мстил врагу за разорение своих земель, а наносил удар первым. И сразу он понял выгоду этого первого удара.
Позднее он напишет в «Поучении» об этом походе: «На ту осень ходили с черниговцами и с половцами читеевичами к Минску, захватили город, не оставили в нем ни челядина, нн скотины».
Минск был снова разграблен и сожжен дотла. Всеслав в те дни сидел недвижно за стенами Полоцкой крепости, ожидал выхода Мопомаха к своему стольному городу, но Мономах не пошел на Полоцк: враг был предупрежден и наказан, теперь полоцкий князь не посмеет двинуться на Всеволодовы и Мономаховы города.
На развалинах Минска Владимир вспомнил свой первый поход на этот город. Теперь все было иное. Если раньше он много думал о смысле войпы, о гибели людей, о тщете жестокости и насилия, то теперь сердце его билось спокойно при виде горящего города, ничто не шевельнулось в его душе: он уже стал привыкать к тому, что соперник должен быть наказан, может быть, даже уничтожен, иначе теряется смысл войны, смысл потерь, лишений, гибели своих, близких ему людей. Что такое был для него сегодня Минск? Один из многих взятых на щит городов.
А на юге продолжали бушевать князья-изгои. Едва Владимир ушел с Волыни, как вновь забегал Давыд Игоревич. С небольшой дружиной он появился в днепровском устье, у городка Олешье, где отдыхали перед дальней дорогой, чинились иноземные и русские купеческие караваны, и ограбил греческих торговых людей.
Получив об этом известие, Всеволод послал гонцов к Давыду и приказал им догнать его, где бы он ни был, и сказать, чтобы прекратил разбой на торговых путях, а шел бы в Киев с повинной к великому князю, который обещает ему стол.
И вот через несколько недель Давыд Игоревич сидит перед Всеволодом и Мояомахом - короткошеий, с большой тяжелой головой, быстрым взглядом небольших темных глаз - слушает, как князья выговаривают ему1 за ссоры и неспокойное бытье.
Потом Всеволод отдал; Давыду там же, на Волыни, Дорогобуж и велел сидеть тихо. В тот же день Давыд Игоревич отбыл на юг, а вскоре оттуда в Киев и Чернигов пришли новые плохие вести. Теперь побежал Ярополк Изяславич, князь владимиро-вольшеки'й, недовольный тем, что один из его городов киевский князь отдал врагу - Давыду.
Ярополка давно уже поднимали против Киева волын-ские бояре, стремившиеся отделиться от киевской земли, а также ляхи, которых мною было при волынском князе. Здесь сидели и те, кто еще с Изяславом ходил на Киев, и те, кто приходил сюда из Кракова, от Ярополко-вой сестры Евдокии, и люди Ярополковой матери, польки Гертруды. Жена-немка Кунигунда также подогревала честолюбие Ярополка, шептала мужу о прелестях собственного Волынского королевства. Польский король мечтал восстановить старый волынско-польский союз, на-правленпый как против Киева, так и против германского императора.
Но и у Всеволода и Мономаха были на Волыни свои люди, особенно у княжившего здесь прежде Владимира. После того как Мопомах оставил Владимир-Волынский, бывшая его дружина не вся ушла с ним на север, многие из тех, с кем он делил военные невзгоды в западных странах, помнили его и по-прежнему смотрели на себя как на Моиомаховых слуг. И Владимир не забывал их, одаривал богатыми дарами, призывал их детей в свою чер-ниговскую дружину. И теперь они послали весть в Киев и Чернигов, что Ярополк собирает большую рать, чтобы повторить вместе с ляхами путь своего отца и;
Всеволод не стал ждать выхода Ярополка. Мономаху было наказано быстро идти во Владимир и привести в повиновение волынскую землю.
И снова поход - налегке, без тяжелого обоза, с по-водными конями, с дружиной, без полка, в расчете па помощь своих приспешников во Владимире и воинов Да-выда и Ростиславичей, если дело дойдет до браня.
Давыд всячески выражал свою преданность Всеволоду, послал своих людей навстречу Мономаху, просил передать, что со всех городов Ярополк вызвал людей во Владимир, готовит город к осаде, сейчас же находится вместе с матерью-полькой Гертрудой и женой в Луцке, где также собирает воев.
ПрЕтход Мономаха был настолько быстр и неожидан, что Ярополк так и не успел приготовиться к брани. Когда сторожи ему донесли, что Мономах идет на Луцк, то черниговский князь был уже на подходе к городу. Вместе с ним скакал и присоединившийся к черниговской дружине приземистый быстроглазый Давыд Игоревич.
Ярополк не стал искушать судьбу, бросил мать и жену в Луцке со всем имением, взял с собой лишь самые большие ценности и бежал к ляхам. А Луцк уже открывал ворота Мономаху, сдавался на милость победителя.
Давыд тут же все рассказал и показал Мономаху - кто из лучан был в сговоре с Ярополком, где хранился военный припас мятежников, куда укрыла свое имение Ярополкова семья.
Мономах смотрел в бегающие ложно-преданные глаза Давыда, иа его суетливо двигающееся, приземистое тело, и чувство омерзения пробуждалось в нем к этому человеку. Мономах спокойно думал: «Этот продаст ради стола кого угодно. Завтра on также выдаст врагу и отца, и меня». И все же сегодня Давыд был нужен. Отец наказывал: «Ссорь их между собой, пусть дерутся, грызут, обескровливают друг друга» - и Владимир слушал Давыда, благодаря его за преданность Киеву, благожелательно, мягко улыбался в русую бороду.
В Луцке Моиомах захватил Гертруду и Кунигунду и немедля отправил их в Киев, чтобы не затевали на Волыни свои хитрости. В наказание Ярополку он забрал все его имение и на телегах также отправил к отцу, а Яро-яолковой дружине, которую тот имел с собой в Луцке, приказал своим ходом идти с повинной к Всеволоду и служить Киеву на новых рубежах.
Но на этом свой путь на Волынь Мономах не закончил. Он двинулся к Владимиру-Волынскому, и город сразу же отворил ему ворота. Владимирцы вышли к Мономаху с поклоном и дарами и просили у него милости и пощады.
Он не торопился покидать город, хотя и посадил здесь княжить Давыда Игоревича и наказал Ростиславичам служить новому Волынскому князю. Они сидели напротив Мономаха - светловолосые, светлоглазые, похожие на своего златокудрого отца, Ростиславичи. Постарше. - Володарь, помоложе, совсем еще юный, с легким прозрачным пушком на верхней губе, - Васильке
Молодые Ростиславичи хмуро слушали Мономаха. Они считали Владимир своей отчиной и не хотели здесь иных князей, кроме Ростиславова корня. И Давыд - их прежний союзник и друг - сразу же становился для них новым опасным соперником. Давыд жесток, хваток, это не то что суматошный, по-женски обидчивый Ярополк, - если вцепится во что-либо - прочно и надолго.
Володарь и Василько поблагодарили Мономаха за нового князя, обещали верно служить ему, всячески противиться мятежному Ярополку.
Ярополк же дал о себе знать очень скоро, прислал к Мономаху своих людей для переговоров. Ничем не помогли ему ляхи, лишь обещали послать воев, но где они были, эти вой, когда Польша сама вела нескончаемые войны с соседями и только-только покончила с собственными междоусобицами. Ярополку рассказали, что все его города сдались Владимиру, что враг его Давыд сидит иа волынском столе, а мать, жена со всем имением вывезены в Киев. И еще ему рассказали, что подлинным хозяином Волынской земли остается Владимир Мономах, что все тамошние города, и бояре, и купцы, и ягоди в них крепко стоят за Мономаха и надеются на его силу, его защиту и милости.
Ярополковы послы передали Моиомаху, что Ярополк винится в мятеже, обещает впредь служить верпо своему стрыю, просит вернуть на Волынь мать с женой и со всем имением.
Мопомах выслушал послов. Их речи были испуганными и льстивыми. Трудно было за глаза судить о том, как
