На территорию хутора зашли с подветренной стороны, перебрались через плетень, и собаки почуяли нас только тогда, когда до спального барака оставалось метров пятьдесят. Три злых и лохматых волкодава, сразу же подняли лай, но было поздно, мы заскочили на крыльцо, и я прихватил масляную самодельную лампаду, сделанную из глины и оставленную в прихожке. Наверное, лампада оставалась для тех, кто ночами любит по отхожим местам шляться.
— А ну, заткнитесь, твари! — в узком окошке мелькнула тень человека, разбуженного собачьим лаем.
Бух! — Черепанов с ноги открывает массивную дверь в помещение, где спят разбойнички, а я, из-за его плеча кидаю лампаду на проход между нарами. Глина трескается, масло разливается и тут же от фитиля вспыхивает.
Что!? Где!? — кричат люди, только миг назад мирно посапывающие в обе дырочки. — Атас! Горим! — добавляются голоса тех, на кого масло попало.
Капитан и Исмаил расходятся влево и вправо от двери, и начинают стрелять в ошалевших и не понимающих, что же происходит людей, а я становлюсь на колено, верный ТТ уже в руке, и одного за другим, сшибаю троих бандосов.
— Контроль? — спрашивает капитана Исмаил-ага, прикрываясь от разгорающегося пламени ладонью.
— Отход, огонь все сожрет, — отвечает Черепанов, и мы покидаем барак.
Однако сразу не уходим и еще какое-то время, стоим в тени густой и высокой яблони, растущей неподалеку. Проходит минут пять и кажется, что все здание уже в огне, и все кто находится в нем погибли, но это не так. Раздался треск выламываемой доски, и появилась залитая кровью голова одного из разбойников, который выставил перед собой ствол обреза, и пытался выкарабкаться туда, где его огонь не достанет. Он не видит нас, лезет наружу, и Исмаил-ага, с пятидесяти метров, все же стрелок он хороший, делает из своего «стечкина» только один выстрел и голова бандита вновь исчезает в горящем бараке. Больше на территории не было никого, два склада под речную рыбу, которую тут же и разводили, еще один полупустой, с каким-то тряпьем полусгнившим, а более, ничего ценного.
Большую часть дня отдыхали у Филина дома, отоспались, пообедали, и на машине, которую наш товарищ прикупил для заводских нужд, вместе с самим хозяином этого странного транспортного средства, помеси «уаза» и «хаммера», отправились в Динскую. Путь недалек, менее чем через час были на месте и сразу же подъехали к дому местного главы района Семена Корнеевича Зайцева. Надо сказать, что жил местный царек очень даже неплохо и, думается мне, что многие небедные люди, живущие до прихода Черного Трехлетия в России, ему бы позавидовали. Дом Зайцева был обнесен мощной стеной из красного кирпича в два слоя, ворота железные и кованные, с узорами красивыми, а сам дом, пятиэтажный особняк под старину. Вот так вот, в большинстве земель нашего государства сплошная разруха, до сих пор кое-где голод случается, а тут, нате вам, живет человек как в старые добрые времена и в ус свой не дует. Красота.
Нас провели в кабинет хозяина, и первое слово, которое приходило на ум, при виде рабочего места местного начальства, было слово «роскошь». Все в этом месте, на что только ни посмотри, не говорило, а кричало о том, что здесь обитает очень успешный человек, с дурным вкусом, конечно, но богатый. Впрочем, не думаю, что кто-то мог посмеяться над Зайцевым-старшим. По крайней мере, в Динском районе такие граждане вряд ли бы нашлись. Опять же, где в наше время найти таких людей, которые вкус имеют и понимают, что громадный лакированный стол, новенькие дорогие ковры из бывшей Турции, хрустальная люстра, позолоченные обои и неработающий компьютер, сочетаются плохо. Таких людей сейчас очень немного.
Встречал нас сам хозяин, пожилой болезненно-бледный мужик лет около пятидесяти в шелковом халате, сидящий за столом в резном кресле. Рядом с ним стояли его сыновья и зятья, которые были самыми натуральными антиподами. Сыновья, вылитые папаша, бледные и болезненные, одеты в какие-то бархатные костюмчики, чем-то похожие на сюртуки, как на картинках про эпоху Александра Второго, и зятья, здоровенные бугаи в синтетических майках-борцовках, и плечами исколотыми криминальными татуировками. Блин, не дом главы района, а какая-то бандитская хавира.
— Ты чего, Черносвит, по-хорошему не понимаешь? — сходу начал кричать Зайцев- старший, у которого, не смотря на его доходной вид был очень сильный голос. — Да, тебе теперь не жить, и никто тебе не поможет.
От нашей компании разговор повел капитан, который сделал один длинный шаг вперед, оказался перед столом, и ударил раскрытой ладонью по голове главы района, при крике сильно подавшегося вперед. Голова Семена Корнеевича с треском ударилась об лакированную поверхность стола, и на некоторое время от всего происходящего отключилась, а мы втроем, Исмаил, и мы с Филином, бросились на его родственников, которые уже схватились за оружие. Уработали мы их быстро, вязать не стали, а только отобрали стволы, между прочим, какие-то понтовитые иностранные модели под натовские калибры, что для наших краев очень большая редкость.
Черепанов открыл стоящую в баре бутылку вина, воды нигде поблизости не оказалось, и окропил голову местного начальства красненьким полусухим. Семен Корнеевич закашлялся, захлопал глазками и пришел в себя.
— Прочухался? — спросил его капитан.
— Ты кто? — Семен Корнеевич, видимо не осознал еще своего положения и вновь попытался взять нас на крик, за что сразу же получил удар в ухо.
— Не надо кричать, — Черепанов присел напротив, — а то разговора не получится, и придется вас убить.
— А не боитесь? — голос Зайцева стал спокойным и только по бегающим глазкам, можно было понять, что он сильно волнуется. Особенно часто, его обеспокоенный взгляд останавливался на сыновьях, лежащих в углу без сознания.
— Нет, не боимся.
— Чего вы хотите?
— Первое, ты оставляешь в покое Гвардейское и ни при каких обстоятельствах не вмешиваешься в то, что там происходит. Второе, за наезд на нашего товарища, — капитан кивнул на Филина, — ты нам торчишь пятихатку золотом. Третье, еще раз ты перейдешь нам дорогу, и вся твоя семья, без разницы, кто, что и как, отправится на кладбище. Ну, и четвертое, не вздумай жаловаться.
— Да, кто вы такие? Госбезопасность? Администрация президента? Кто?
— Мы гвардия. Итак, ты принимаешь наши условия?
— Да пошли вы, солдафоны поганые. Хер я на вас ложил, и ничего вы мне не сделаете, я здесь власть. Так всегда здесь было, и так всегда будет.
— Мечник, — кивок в сторону пленников.
Нормально, приказ есть. Я подошел к одному из сыновей Зайцева и ударом ноги, обутой в тяжелый армейский ботинок, сломал ему кадык. Парень захрипел и обмяк.
Семен Корнеевич выпучил глаза, а наш капитан спросил:
— Ты принимаешь наши условия или второго твоего сынулю прибить?
— П-п-ри-нимаю, — выдохнул морально и психологически сломленный Семен Корнеевич.
— Хорошо, так тому и быть. Чисто по доброте душевной, я тебе поверю. Деньги привезешь лично, и время тебе до завтрашнего утра. Попробуешь нам навредить, мы вернемся, и исполним свое обещание.
Дом мы покинули беспрепятственно, забрали свое оружие у охранников, все так же
