наместник Мира на земле, тоже мне… — Хон со сверкающими глазами воинственно сложил руки на груди и окинул всех победоносным взглядом.
— Аркамнон меньше, — тихо и монотонно произнёс Хог. — Элам он ведь большой, у них изящно всё, глазу приятно. Наши земли простые — но крепкие и ещё неизвестно, кто строил лучше. У них что ни ход, то под аркой, куда ни глянь, везде кувшины каменные и фонтаны с рыбками.
Братья разом расхохотались, держась за животы. Их смех был такой громоподобный, что даже овцы бросили своё занятие и посмотрели в сторону людей. Отсмеявшись и переведя дух, Хон деловито произнёс:
— А вы, вон тощие, какие? Откуда путь держите?
— Из леса, — сказал Мэроу прежде чем Лант успел открыть рот.
— Из леса, — Хог вновь расхохотался. — Из лесу так из лесу.
Хон тем временем развязал узелок с сыром, хлебом и фруктами. Пришло время ужина и пастухи принялись, нисколько не стесняясь, поглощать пищу.
— У нас есть лечебные бальзамы, — сказал Лант. — Можем обменять один на еду.
Утерев рот рукой Хог принял мрачный вид и кивнул:
— Есть какие, показывай. Я в них кой чего смыслю и травку простую от лечебной отличу. И не вздумайте дурить нас, иначе дурь быстро из бошек вышибем, и пискнуть и не успеете.
Лант вытащил несколько бальзамов, приготовленных прошлой ночью в лесу. Оба пастуха тут же сунули носы в ступу, принюхиваясь. Хог пальцем зачерпнул густое и вязкое содержимое, поднёс к носу, нахмурился.
— Хорош, — наконец изрёк пастух, вытирая палец о штаны. — Только мы люди честные, это твоё дороже стоит, чем у нас еды есть. Но если зайдёте в домик наш — угостим. Попотчуем от пуза, в долгу не останемся.
— Спасибо за приглашение. Но нам сейчас хватит и этого.
Хон усмехнулся.
— Ну тогда и не стесняйтесь. Наше — ваше.
После ужина — привычного для пастухов и показавшегося настоящим пиром для Мэроу и Ланта — пастухи затянули песню, довольные, что есть кому спеть.
Жили-были пастухи,
Всё зверей своих пасли.
Жили-были, выходили
На поляну выводили.
Вся отара, вся была
И пушиста, и бела.
Год за годом пролетали,
Всё пасли и не скучали.
Песни пели, танцевали
На поляне отдыхали.
Как-то раз пришёл раздор.
Вёл один свой разговор:
'Пусть отара ест траву,
Не зелёну, а белу —
Пусть становится умней,
И мудрей же, и толстей '
'Не белу, а красны травы,
Пусть едят себе, отара,
Пусть становятся лучшей,
И правдивей, и толстей!'
Первый в гневе обернулся,
Рассердился, увернулся:
'Что за глупость, красна трава —
Настоящая отрава!
Корм отаре нужен белый,
Для высоких, для пределов'.
Тут второй давай орать,
Землю под ноги кидать:
'Для всего, для жизни смелой,
Красны травы — вот пределы.
Красны травы, всем нужны,
Ну а белые — глупы'.
Танцы танцуют. Песни поют.
С огнём играя,
Идут. Идут. Идут!
Назад не смотрят.
Давние пастухи,
О, ушли, разошлись,
Кто куда!
Года минуют, века поют,
Пастухи в полях разных —
Отару разделённую пасут.
Один выбрал траву белу,
Другой красну — как пределы.
Одному одно дороже,
Ухмыляется как рожа.
А второму то милей,
И румяней, красивей!
Жили-были пастухи,
Всё зверей своих пасли.
Разругались, разошлись.
Так поныне не сошлись.
Танцы танцуют. Песни поют.
С ветром играя,
Не идут вперёд, не идут!
Сидят, пастухи
С отарою своей.
Каждый ест, что ему милей.
А отара всё тощей!
Многие года прошли,
Так примиренья не нашли.
Пастухи. Отара. Поле.
Видимость, ещё не воля.
Спев, пастухи развеселились и, переплетя локти, принялись задорно кружиться, напевая историю двух пастухов-раздорников:
