Просвещение, наука, книга — мертвые, но мудрые и правдивые советники. 2) В Христианском государстве несть места жестокости в управлении, обременения народа непосильными поборами и мшелом…
Толстой недовольно крякнул и с ненавистью поглядел. на Крижанича, но тотчас же опомнился, весь обратился в слух. Хорват продолжал:
А посему надобны слободины, права народу и сословное самоуправство. Торговые люди да выбирают себе старост с сословным судом, ремесленников гоже соединить в цеха, а всем промышленным людям надобно волю дать, бить челом государю и начальным людям о своих нуждах, а и оборонять их от областных управителей. Крестьянам же дозволить вольно трудиться и от крепости к земле свободить…
— Эгей, постой-ко! — приподнял брови Нащокин. — Такого уговору у нас с тобой не было про крестьян.
— А и про мшел зря помянул, — вставил Матвеев. — Токмо умам брожение!
Подбодренный взглядом жены, Ртищев покрыл все голоса резким своим верещанием:
— А по-божьи коли, не можно в крепости держать людишек! Чай, крест на них тож православный, как и у господарей.
Крижанич виновато шаркнул ногой.
— Коль не любо коллегии, я попримолкну.
— Чти! — раздраженно махнула рукой Матвеева. — А кончишь, там порядим.
Юрий снова поднес к глазам лист:
и от крепости к земле свободить, поколику противно то заповедям господа Исуса Христа. И еще по всем градам поставить школы, в коих бы умельствам разным народ обучать: золотарному, рудознатному и иному заводскому. И еще для женского полу учинить рукодельные школы, где бы и хозяйственной премудрости навыкали. А женихам наказать строго у невест грамоты испрашивать, чему обучалась. И еще дать волю холопям, обучившимся мастерству. И еще неустанно переводить на российский язык немецкие книги о ремеслах и торговлях. И еще призвать из-за рубежа иноземных немецких мастеров и богатых людей, которые обучали бы московитян мастерству и торговле.
Страстно, до самой полуночи, обсуждал кружок каждую строку хорватской грамоты. Под конец, внеся в нее кое-какие изменения и поправки, все присутствующие единодушно решили переписать грамоту и распространить тайно по Руси.
Толстой и Крижанич с большой охотой взяли на себя труд выполнить волю кружка. Первый принял на себя Москву, а второй — Поволжье и остальную часть государства.
— Баба та, что дадена нам в холопы со двора тюремного, Татиана, гораздо охоча будет нам подсобить.
Дома Юрий, позабыв про сон, полный новых сил и надежд, уселся за переписку «воровского письма» и очнулся лишь утром, когда постучалась к нему Таня.
Испуганно оторвавшись от бумаги, он шагнул к двери.
— Кой человек?
— Не разбудила ли я тебя, господарь?
Узнав голос Тани, Крижанич сразу успокоился и открыл дверь.
ГЛАВА XII
В тот же день, на дворе, в присутствии холопей, Таня бросилась Крижаничу в ноги и попросила отпустить ее на побывку в деревню к умирающей тетке.
Юрий долго упирался, ссылаясь на то, что все дороги кишат разбойными людишками, которые могут убить ее.
— А ты бы, господарь, испросил для меня двух стрельцов. Авось, уберегут меня те стрельцы от напасти.
Хорват оскорбительно засмеялся.
— Да эдак, ежели каждую блудную бабу со двора тюремного свитой жаловать, и стрельцов не наберешься.
Холоп схватил Таню за волосы, готовый по первому знаку господаря избить ее. Но Юрий резким окриком остановил холопа и задумчиво уставился на небо.
— Нешто по пути володимирскому воеводе цидулу отдать, — произнес он, будто рассуждая с самим собой и испытующе поглядел на женщину.
Таня встрепенулась.
— Живота решусь, а цидулу доставлю.
— А коли так, — уже твердо объявил Крижанич, — собирайся со Господом в путь.
Покончив с домашними делами, Юрий отправился к Толстому с сообщением, что все готово для отъезда Тани.
Толстой обещал исхлопотать двух стрельцов и по-братски облобызался с хорватом.
— Дал бы Бог бабе вдобре до Савинки того добраться, ужо усердно тогда московских людишек я образую! От века до века памятовать будут наставника и благодетеля своего, сербина Юрия!
