Кроме того, многочисленные связи и материальный достаток давали широкие возможности юноше при выборе рода службы при дворе.
По обычаю той поры, он начал с военной карьеры, затем перешёл на гражданскую службу. Везде проявлял он врождённый такт и необычайную мягкость, вероятно унаследованную от прадеда-поляка, но выдвинуться нигде не успел. Отчасти причиной служило полное отсутствие у Храповицкого честолюбия. Но главным образом его ленивая натура славянина в совокупности с болезненной наклонностью к грубому пьянству и разврату остановили быстрые сначала успехи Храповицкого по службе и даже в литературе, где он пробовал силы, выступая довольно удачно.
Эта самая литературность и доставила ему прочное и очень почётное положение статс- секретаря, удобное именно тем, что отнимало очень мало времени, давая возможность жить так, как хотелось этому странному человеку.
Их двое было, таких чудаков, при екатерининском дворе: он и Безбородко.
Граф священной империи, государственный канцлер, один из первых богачей, Безбородко, так же поляк происхождением, как и Храповицкий, пятнадцать лет тому назад быстро выдвинулся при Екатерине, благодаря своей сметливости, гибкости и уменью «ловить момент». Злые языки даже толковали, что Екатерина, несмотря на грубоватую наружность молодого секретаря, на короткое время приблизила его было к себе, как и многих иных, но места фаворита он не получил. В этом отношении, очевидно, дарования его не соответствовали важности положения.
Прозванный в юности хохлом за свою простоватую внешность и сильный малорусский говор, Безбородко остался неизменен и на высоте.
Распутник, обжора, пьяница, содержащий настоящий гарем, Безбородко, как это знали все, по субботам уходил из своего богатого дворца, переодевшись простым обывателем, и с сотней рублей в кармане пьянствовал и развратничал в самых грязных притонах до утра понедельника.
Затем возвращался домой, где короткий сон и холодные ванны возвращали ему всё самообладание и важный вид вельможи.
Так же, по странному совпадению, поступал и Храповицкий.
Когда кончалось его дежурство во дворце и не предвиделось дел, по которым государыня могла бы вызвать его в неурочное время, Храповицкий отводил душу, посещая самые грязные притоны столицы, где не раз в пьяном виде затевал даже драки, рискуя быть искалеченным, если не убитым на месте.
Известен случай, когда однажды утром явился к Храповицкому какой-то посетитель и обомлел. Он узнал в сановитом вельможе пьяного толстяка, которого накануне, в притоне, пришлось ему в ссоре избить. Сомневаться нельзя было уже потому, что на лице вельможи сохранились явные следы ночного побоища, замазанные и покрытые пластырями.
Добрый по душе, Храповицкий ласково принял вчерашнего обидчика, как будто никогда с ним не сталкивался, и решил его дело как только мог лучше.
Стоя вне всяких партий, уверенный в своём личном положении, Храповицкий не интриговал, не подкапывался ни под кого из окружающих, напротив, был со всеми в хороших отношениях, хотя и не старался услужить никому из враждующих между собой придворных и фаворитов.
За ним не примечали и другого, общего для всех греха – лихоимства.
– Готова дать голову на отсечение, что Храповицкий взяток не берёт, – сказала о нём как-то государыня, которая хорошо знала всех своих приближённых с их достоинствами, недостатками и грешками.
И Храповицкий долгое время пользовался особым доверием Екатерины. И только под конец своей жизни она охладела к умному придворному из-за самой, казалось бы, безобидной вещи.
Ежедневно для потомства записывал Храповицкий всё, что слышал во время своих докладов от императрицы.
В правдивую запись он не вносил ничего от себя: ни мыслей, ни соображений, ни личных чувств. Как в зеркале, отразилась тут одна сторона жизни этой сложной женщины, желающей всегда и во всём остаться госпожой, испытывать других, а не служить предметом изучения.
Узнав о «записях» человека, которого она считала простым подданным, Екатерина постепенно отдалила от себя этого тайного наблюдателя, который может передать будущим поколениям совсем не то, что она сама решила сказать.
Но это случилось позже… Теперь же, в 1789 году, Храповицкий ещё пользовался полной доверенностью и близостью к императрице.
По общему мнению, он того вполне заслуживал.
Толстый, немолодой, страдающий одышкой, он проявлял юношескую лёгкость и изворотливость ужа, когда требовалось услужить государыне.
Словом, в нём Екатерина нашла идеального, образованного, умного, неподкупного секретаря-лакея – именно то, чего искала и в своих сановниках и даже в большинстве фаворитов, которых называла «своими воспитанниками»…
В числе других обязанностей Храповицкий докладывал Екатерине о наиболее важных и занимательных открытиях, какие делал петербургский «чёрный кабинет», занимаясь очень успешно «перлюстрацией», как это называлось тогда.
Переписка иностранных послов, а также сановников, почему-либо заподозренных или интересующих государыню, осторожно вскрывалась, с более интересных снимались целиком или частично точные копии, после чего письма снова тщательно запечатывались и отправлялись по назначению.
