Наркоза не будет!

— Коша!

— Куда пропала-то? — Муся обиженно посмотрела на подругу. — Ну нельзя же так! Раз — и исчезла!

— Муся! Ну что ты городишь! — Коша горестно вздохнула. — Меня просто не было на свете!

Череп вытащил «Беломор»:

— Клево, что ты пришла. Я взял травы. Марки есть дома. Если хочешь, можно съездить.

Коша довольно напряженно замолчала. Череп по-прежнему был безбров и безволос. Но ведь люди такими не бывают.

— Нет. Марок не хочется, — поморщилась Муся. — Я от измены никак не отойду.

Коша секунду подумала и мотнула головой:

— Не… Не хочу. Марки — грузно. Думать, наблюдать, жилы, гореть. Не хочу. Лень. Вино. Трава. Курить. Колбаситься. Дискотека.

— Давай, — покладисто согласился Череп. — Пойдемте в дабл, покурим.

— Не… — протянула Коша. — Я так не хочу. Давайте вина сначала. Когда сначала трава — спать хочется. А я хочу оторваться!

Череп кивнул и направился с стойке бара.

— Как ты, Мусенька, без меня? — Коша погладила подругу по волосам. — Ты все с Черепом?

— Ой! Кош… — Муся тягостно вздохнула. — Я тут и с Черепом и без Черепа. Месяц меня Зыскин выгуливал. Потом мы с ним поцапались. Пока он меня просто развлекал и кормил, я, понятно, дружила с ним. А потом он давай меня замуж звать, с мамой знакомить — это уж слишком!

— Зыскин? Замуж? — Коша покачала головой.

— Ну… Его Котов сблатовал в мэрию работать. Он хочет теперь совсем взрослым быть. Чтоб семья, дети и все такое… Ну я напилась и наорала на него. Он со мной неделю не разговаривал, потом простил. Теперь опять яичницей угощает…

Коша не нашла ничего лучше, как многозначительно заметить:

— Да-а-а… И у меня такая же байда.

Вдруг ее голову осенила замечательная по своей банальности мысль, но именно банальность мысли убедила в ее правильности и гениальности. Коша как-то бессловесно осознала, что даже понарошку, для заполнения паузы, произнося «Да», она берет ответственность за соучастие в событиях, которые не имеют к ней никакого отношения. Да, но если не говорить время от времени совершенно бессмысленное «Да» или «Нет»- хотя, конечно, «Да» предпочтительнее, оно не так раздражает — можно остаться совсем без совести. В том смысле, что окружающие просто перестанут понимать тебя. Не каждый способен думать своей головой. Тем более, что своей головы-то и нету. Кому она нужна? Коша раздраженно оценила бессмысленность моральных предубеждений общества, которому собственно нет никакого дела до истинного смысла событий. А единственным корыстным интересом является регулярное сообщничество, иначе — подтверждение тождественности его модулей. Нетождественность — не прощается.

— Мусь! Я совершила открытие… — захотелось Коше поделиться с подругой. — Люди- то козлы!

— Да?! — усмехнулась Муся. — Это что-то новое. Что тебя подвело к этой гениальной простоте?

— Да я вот подумала — несправедливо. В армию человека берут в восемнадцать лет — это значит, что он уже может умереть. Вернее, его уже можно убить. А взрослым он признается с двадцати одного. Это же детоубийство получается?

— Что ты гонишь? — поморщилась Муся. — Какое детоубийство? Это же мужики! Они сами только и думают, как кого-нибудь убить.

— Ну не все же… И, потом, я вообще про людей.

— Вообще людей не бывает! — убежденно сказала Муся. — Бывают мужики, бабы, дети, старики и старухи. Мужики хотят убивать, поэтому они и убивают. Пусть лучше друг друга убивают. Иначе они будут убивать все, что слабее. Это у них от яиц.

— Муся! — Коша изумилась. — Откуда в тебе такая мрачность и мизантропическая безжалостность?

— А… Пустое, — утомленно произнесла та и уронила ворох волос на стол.

— Ну не все же хотят убивать! — снова возмутилась Коша. — А заставляют-то всех!

— А кто заставляет? Вот тебя почему-то никто не заставляет? Сами себя и заставляют. Ты пойми! Мужик в природе — существо бессмысленное! Он и создан, для того, чтобы его убивать. А из тех, что останутся в живых, можно выбрать парочку для размножения. Ну, нет у человека врагов! А естественный отбор-то должен быть! Это же природа! Она — дура!

— Ну! Я никогда не буду размножаться таким образом…

— А ты и не баба! А я про баб говорю! — Муся все больше раздражалась. — Черт! Никак я не могу устроиться… Упала вчера на задницу и копчиком ударилась. Ужас какой-то. Теперь сидеть не могу.

— А кто я? — Коша внимательно осмотрела свои вторичные половые признаки и подняла лицо к потолку. — Черт! Сколько тут этих муаровых гадин стало. Я даже начинаю бояться. Такое чувство, что они плодятся.

Вот соберутся кучей и накинутся на Зыскина. И съедят его!

— Его съешь… — Муся вздохнула снова. — К Роне я заходила, но он скучный какой-то. Пишет все время что-то… Потом я трипером заболела. Пришлось таблеток ведро сожрать — до сих пор печень болит. Если бы не Череп, я бы удавилась, наверно.

Коша в задумчивости начала рвать салфетку на клочочки. Оглянулась — Череп застрял в очереди.

— Триппером?! — спросила она Мусю, раздумывая, как сказать о том, что от Черепа исходит опасность.

— Ну… Так что я больше сексом не занимаюсь. Знаешь, пожалуй секс — это плохо. От него только зло и все такое.

— Ты чего? Черепа наслушалась? — Коша встревоженно заклянула в Мусины глаза.

— Ну и Черепа. Я же говорю, он меня спасал. Меня все бросили. А он — спасал. Во ты! Где пропала? — Муся с нежностью и обидой посмотрела на подругу. — Мы с ним ни-ни. Даже ни разу. Только в трипы вместе отправляемся.

— А деньги где берете?

— Череп за музыку хорошо получает. Я помогаю ему. Иногда отвожу куда-нибудь. Иногда что-то там напеваю или бормочу. А… Новость! Валек-то разбился! Представляешь?

— Как?! — удивилась Коша.

— Он ехал на своем «Мерседесе» и въехал с какого-то в столб. Говорят, там у него мешок должен был открыться, но почему-то не открылся. Он несколько дней лежал под капельницей, но все равно кинул кони! У него начался какой-то жуткий сепсис, и он весь почернел еще пока живой был.

— Я знала, — сказала Коша. — И что с галереей?

— Знала? Откуда?

— Нет. Не знала. Я просто подумала, что если его ненавидят так много людей, он все