резиной.
Хлопок петарды раздался где-то в переулках, и Марго догадалась, что это выстрел.
— Они убили ее! Это был выстрел! — заверещала Коша-Марго. — Как же вы можете?!
— Ты обкурилась, — недовольно бросил Жак, — На самом деле на дороге никого не было. А если и был кто-то, тебе лучше забыть об этом.
Он достал сигарету, прикурил, и его лицо в зеркальце вспыхнуло красным отсветом.
— Я не обкурилась! Я не сделала ни одной затяжки! — надулась Марго.
— Так на — покури! — Валерий сверкнул в темноте кольцами, протягивая косяк.
— Но вдруг они убили ее? Как вы можете? Надо сообщить в полицию или вызвать хотя бы скорую!
Марго заерзала на сидении.
— Полицию?! — удивился толстяк, выпуская облако. — Обойдемся без этих сложностей. Давай, не дури!
А Жак неласково добавил:
— Послушай, если они ее убили, то мы все равно уже ничем не поможем. У тебя мало своих проблем? — Но… — Марго растерянно оглянулась назад.
Валерий прошипел по-русски:
— Тебя это стебет? Может, ты хочешь выйти? Давай не дури!
— Нет, — Марго мотнула головой и покорно уткнулась носом в стекло.
— На. Пыхни! — повторил Валерий. — И ты поймешь, все — прекрасно! Это фильм! Кто-то снимает фильм. Вот и все! Снимают погоню, а мы случайно попали в кадр. Травка — прекрасно. Вообще я против наркоты, но травка… Травка и кокса — вот дурь для настоящих людей. А вся эта новая химия — для отморозков, которые собрались жить полчаса.
Валерий облокотился на спинку локтем и, блаженно улыбаясь, смотрел на Кошу.
— Хорошо, — послушалась она и поднесла косяк к губам.
Трава отодвинула выстрел и девушку с оранжевым зайцем на расстояние парсека. Или даже трех парсеков. И хорошо. Надо быть чемоданом. Придется быть. Чемоданы не разговаривают. И черт его знает, во что, реально, вперлась эта девка!
Пролетев еще несколько кварталов, Жак сбросил скорость и повернул в узенькую улочку. Шум мотора громко заметался между домами, фары мазанули по окнам квачом света. «Опель» ткнулся мордой в потемки и замер.
Стало совсем тихо. Ни воя сирен, ни звука погони.
Жак нажал кнопку, и стекло с его стороны поползло вверх. Цыкнув ключом, галерейщик толкнул дверцу, и в перегретый салон хлынула волна свежего воздуха, далекие шумы машин, стук капель у водостока, гул ветра над крышами.
— Вот мы и приехали, — объявил француз, выходя из машины.
— Ух ты, боже мой же! — Кряхтя и крякая, громыхая металлическим кейсом, вывалил на улицу свое огромное тело Валерий.
Он бережно поправил браслет на левой руке, к которому длинной цепочкой был пристегнут драгоценный ящик, и отошел к газону, на котором сияло ядовитой зеленью пятно травы, освещенное ртутным фонарем, притаившимся в кустах.
Жак тем временем обошел «Опель» кругом, внимательно осмотрел передок, крылья, пнул колесо ногой. Его длинная черная тень, перечеркивая наискось серебристый капот «Опеля», продолжалась на стене дома, утрируя профиль и превращая француза в мультяшное привидение.
Марго никак не могла заставить себя выйти. Всю дорогу от Москвы Валерий шутил и прикалывался, баловал себя и попутчицу разными напитками. Они хохотали, полностью потеряв чувство времени и реальности. А теперь Марго пробрало — тревога какая-то. Алкоголь что ли отходит? Или из-за этой девушки с рыжим зайцем? Хорошенькая прелюдия.
— Тьфу… Ну и шмаль у этих голландцев… Учебная. — Толстый наконец-то добил косяк, щелчком отбросил окурок на газон и перехватил кейс из одной руки в другую.
На лице Жака мелькнула ухмылка.
— Марго, — наклонился он в салон. — Ты решила остаться в машине навсегда? Ты будешь здесь жить?
— Сейчас.
Все-таки придется выйти. Марго надавила на рычаг дверной ручки и, нерешительно выбралась на чистенький ровненький асфальт паркинга. Parquing. Жак произносит это как «паркинь». Логично. Наверное, так говорят все французы. Английское слово на французский лад. В словаре вряд ли найдешь.
— Ну вот ты и на земле Парижа, — хохотнул Валерий. — Поздравляю!
— Спасибо… — поежилась она и зевнула.
Воздух клубился лиловым запахом гиацинтов и действовал самым расслабляющим образом. Спать-спать-спать. Все равно, что будет завтра, а сейчас улечься бы куда-нибудь. Хоть на картон, хоть на пачку газет в подъезде. Все равно. Лишь бы закрыть глаза. Марго опять зевнула, до треска в челюстях.
Порыв ветра принес откуда-то влажную газетную страницу и обернул вокруг ноги. Коша с трудом заставила себя наклониться и поднять мятый лист. В глаза бросились строчки:
Полоса новостей была подписана Лео Лайоном. Газета называлась «Франс-суар».
— Идем. — Жак пискнул брелком, и «Опель» замкнулся.
— Да брось ты эту дрянь! — поморщился Валерий и, вырвав газету из рук девушки, отбросил на газон. — Нашла что читать. Пипл поганый.
— Пипл?
— То же, что по-английски таблоид, — галантно пояснил Жак.
Троица двинулась к подъезду. Эхо многократным реверсом вторило шагам. Марго плелась последней, задрав голову к небу. Снова повеял ветерок, и волна сонливости немного отпустила. Зябко, но приятно. Не так как в России. Во всем теле легкость, будто сбросила пару атмосфер.
— Ой! Извини! — налетела она на огромную спину Валерия.
— Неловкая ты какая… — поморщился тот.
Жак потянул дверь (стеклянную чистенькую дверь), и на глазах у изумленной Коши в подъезде сам собой зажегся свет. Она открыла рот и, тыкая пальцем в фонарь, закудахтала:
— Ух ты! Он сам включается?!
— Фу! Стыдоба! — поморщился Валерий. — Лохушка ты, питерская! И где тебя такую воспитывали только? Денег получишь, сходи в парикмахерскую. Чучело.
