– А вот это уже хамство, – крикнул Массовый Читатель, и в который уже раз, оказался прав.
Автор стыдливо опустил глаза до уровня плеч и спохватился:
– Постойте!
Массовый Читатель постоял смирно.
– Вы… – впал в комплекс вины автор, – Вы заблудитесь на страницах настоящего художественного произведения. – Потом собрался с силами и спросил, как таксист: – Вам куда?
– Мне на Северный полюс, – смилостивился пассажир. – Туда, где наших бьют.
– Ваших… это кого же? – встревожился автор.
– Деткина, Мухры и Охотника.
Увы, худшие подозрения автора сбывались… Исправлять что бы то ни было казалось уже поздно, но автор попытался попытаться:
– Видите ли… они… они не вполне, как бы это сказать, «ваши». Они другие совсем.
– Другие? – расхохотался Массовый Читатель. – Ты говори, да не заговаривайся! Они ведь за идею, так? Значит, наши!
– Ах, да за какую идею! – рассмеялся автор. – Идея идее рознь…
Массовый Читатель посмотрел на него издалека – словно из будущего:
– Ты знаешь что… Идея у нас одна. Ты или вези на полюс, или пошел на хер.
– То есть… как это? – совсем просто не понял автор.
– А вот так! – прибегнул к расхожему объяснению Массовый Читатель.
Автор задумался и сказал – причем вслух, как привык:
– Если я уйду, тут вряд ли что состоится. В настоящем художественном произведении, я имею в виду… дальше!
– Все состоится в лучшем виде, – заверил его Массовый Читатель, – не дрейфь! Не будет тебя – придут другие. Наши дети будут жить лучше нас.
– У меня нет детей, – признался автор.
– Зато у меня есть, и они будут жить лучше тебя.
– Не сомневаюсь… – Автор вздохнул и мановением руки отправил Массового Читателя на Северный полюс, сказав при этом в сердце своем: «Тебя там только и дожидались!» …а впрочем, всецело положившись на Деткин-Вклеткина.
…Деткин-Вклеткин, откинув голову за спину, осторожно перегрызал веревку, которой были связаны его руки. Эскимос Хухры-Мухры, злою волею разодетой в пух и прах Бабы с большой буквы закованный в тяжелые оковы, негромко, но истово молился национальным богам. Случайный Охотник не мог и этого – из- за присутствия во рту кляпа.
Национальные боги не снизошли к эскимосу Хухры-Мухры, но Деткин-Вклеткин доперегрыз веревку и – освобожденный, как Прометей, – начал перегрызать тяжелые оковы Хухры-Мухры. Их он, разумеется, тоже перегрыз: тяжелые оковы пали на ледовитый пол юрты с таким грохотом, что Карл Иванович, внутренний эмигрант, спавший в юрте по соседству с темницей, сонно перевернулся с одного бока на другой:
– Небось, побег устраивают, дураки!
После этого, приобняв разодетую даже в постели Бабу с большой буквы, он опять засопел в три ноздри – в числе прочего имевшиеся на его широком лице, о чем как-то не хотелось сообщать раньше.
Спокойствие Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, объяснялось проще не придумаешь: накануне вечером он приручил, выдрессировал и нанял на работу пять голодных белых медведей, несших теперь дозор у входа в темницу – помещение склада, где содержались Деткин-Вклеткин, эскимос Хухры-Мухры и Случайный Охотник. Что должно было произойти в том случае, если заговорщики задумали бы совершить побег, гадать не приходилось: пять голодных белых медведей только того и ждали, время от времени злобно скрипя зубами о зубы же.
– Держать было надо тяжкие оковы свои! – сделал Деткин-Вклеткин замечание эскимосу Хухры- Мухры.
– У меня недержание оков, – оправдался Хухры-Мухры.
Сообща вынув кляп изо рта Случайного Охотника, они попросили его сказать что-нибудь, дабы проверить, в каком состоянии речевой аппарат. Речевой аппарат функционировал более чем нормально: Случайный Охотник без запинки прочитал «Илиаду», которую он со школьной скамьи подсудимого знал наизусть. С удовольствием вкусив эпопеи Великого Слепого, Деткин-Вклеткин впервые за много месяцев почувствовал себя сытым, а утонченный эскимос Хухры-Мухры, никогда в жизни не слышавший о битве за Илион, от остроты впечатления разрыдался до истерики – да так громко, что Карл Иванович, внутренний эмигрант, даже чертыхнулся во сне:
– Небось, классиков читают, дураки!
И опять засопел в три ноздри.
Чтобы успокоить Хухры-Мухры, Случайный Охотник напрягся и – тоже наизусть – прочел вслух «Птичка Божия не знает». Птичка возымела на впечатлительного эскимоса в высшей степени положительное действие: тот успокоился сначала полностью, а потом – полностью и окончательно, как социализм. Деткин-же-Вклеткин понял, что переел и что опять будет мучиться желудком, но мужественно сказал, пряча отрыжку за спину:
– Попировали – и будет. Пора выбираться отсюда.
– Сначала надо застрелить Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, и зарубить Бабу его… с большой буквы, – сказал Случайный Охотник, вынимая из-за спины спрятанные там заблаговременно ружье и ледоруб Хухры-Мухры.
– Вот уж с радостью… – ухмыльнулся Хухры-Мухры и, приняв ледоруб, наточил его о всегда бывшее при нем точило. – Здорово острый стал… – сказал он, чуть поразмыслив. – Таким Бабу с большой буквы легко зарубать!
– Зарубать никого не будем, – пресек его мечтания Деткин-Вклеткин. – Нам руки нужны. Спички выкладывать.
– Руки оставим, – практично заметил Хухры-Мухры, с ностальгическим удовольствием в-прошлом- художника уже было представив себе Бабу с большой буквы эдакой Венерой Милосской.
Деткин-Вклеткин содрогнулся и сказал:
– Ужас!
– Эти два бугая все равно не станут спички выкладывать, – равнодушно заметил Случайный Охотник. – Они же вредители… отрицательные персонажи, как Вы до сих пор не поймете?
– Да все я понял давным-давно! – вздохнул Деткин-Вклеткин. – Но беда моя в том, что доверчив я…
– А напрасно! – покачал головой Хухры-Мухры, направляясь к выходу.
Злобный рык пяти белых медведей остановил его у порога.
– Что это за звуки? – не без интереса спросил Деткин-Вклеткин.
– Злобный рык нескольких белых медведей! – смазывая ружье кремом для сухой и нормальной стали, произнес будничным голосом Случайный Охотник, знаток окрестностей.
Хухры-Мухры, почесывая ухо ледорубом, вяло заметил:
–
– По одной целой шестидесяти шести сотых медведя на душу населения и шесть в периоде, – подытожил любивший профессиональность в счете Деткин-Вклеткин.
Тут-то и обозначилось на северном ледовитом полу юрты среднестатическое существо без пола, возраста и национальных признаков.
– По одной целой двадцати пяти сотых медведя на душу населения, – с радостью пересчитал результат Деткин-Вклеткин и спросил: – С кем имею честь?
Существо вздрогнуло от непредсказуемого вопроса про честь и неожиданно для себя впопад сказало:
– Массовый Читатель.
Деткин-Вклеткин подошел к Массовому Читателю, потрогал голыми руками плотную поверхность внутренне чуждого ему тела и проговорил:
