Густой туман еще висел над лесом, когда батальон тронулся в путь. Шли медленно – порой в трех шагах ничего не разглядишь. Гусев находился в восьмой роте. Впереди двигалась седьмая. Для беспокойства оснований не было – и вдруг… Что за чертовщина? В колонне – немцы!.. Идут строем, с оружием, будто друзья-однополчане. Неожиданность ошеломила. Кузьма встряхнул головой. Уж не мерещится ли? Нет! Видит – гитлеровцы тоже глаза от удивления таращат.
Какое-то мгновение никто не знал, что делать. Гусев ясно сознавал, что от того, кто первым найдет выход, зависит многое. Обостренно работала мысль: «Стрелять? Нельзя: можно попасть в своих. Штык, самое верное – штык!» Он поднял винтовку и закричал:
– Коли их, коли!
Все перемешалось: вопли, стоны, брань… Увертливый Гусев, делая резкие выпады винтовкой, вступал в поединки с гитлеровцами и неизменно выходил победителем. Раздался громкий, предостерегающий крик Щербины. Кузьма резко обернулся. Здоровенный немец уже занес над ним штык. Секунда – и все будет кончено! Защититься нечем – его штык застрял в ребрах только что заколотого немца. Гусев инстинктивно пригнулся, однако смертельного удара не последовало. С силой выдернув штык, Кузьма увидел: фашист запрокинулся на спину. Это Щербина, сделав огромный прыжок, сразил его в последнее мгновение.
Невдалеке заработал пулемет. Гусев бросился на его звук. Перед ним открылась поляна, по которой метались и падали скошенные пулеметными очередями немцы.
«Вон оно что! Убежали от штыка, а попали под пулемет! Кто это так угощает их?» Подбежав, увидел за пулеметом командира роты Гусельникова. «Молодец Иван, сообразил!»
Гитлеровцы толпой бросились вправо, намереваясь укрыться в лесу.
Теперь не достанешь сволочей: старый, в два обхвата, дуб мешал пулеметчику вести прицельный огонь.
– Может, еще успеем отсечь! – крикнул Гусельников Кузьме, вскочил на ноги и покатил пулемет.
Два бойца с пулеметными лентами бежали вслед за ним. «Черт возьми, уйдут, не успеет Гусельников», – заволновался Кузьма, видя, что немцы уже у края опушки. И тут раздалось раскатистое «ура». Выбежали на поляну.
Все стало ясно: седьмая рота, в которой находился Неустроев, перехватила гитлеровцев.
– Ага, не выдержали, гады. Смотри, Иван, сдаются! – кричал Гусев, указывая на поднявших руки гитлеровцев.
Ветер разогнал туман, небо прояснилось. Как-то по-особому радостно засияло солнце. Кузьма разыскал Щербину, крепко обнял его.
– Спасибо тебе, Петро. До конца дней не забуду.
Солдат смутился и не знал, что говорить. Ответить по-уставному: «Служу Советскому Союзу!» – неподходяще; сказать о том, как ему дорог старший лейтенант, – как-то неловко.
– А здорово вы, товарищ старший лейтенант, немцев штыком потрошили! – с восхищением проговорил Щербина.
Гусев – единственный офицер батальона, который не расставался с винтовкой. У всех только пистолеты, а у него и то, и другое.
– Люблю трехлинейку: за безотказность, за меткость, за штык, – объяснил Гусев своему спасителю. – В срочную мастером штыкового боя был, на окружных соревнованиях выступал.
Подошел Неустроев. Не дожидаясь вопроса, Гусев мрачно доложил о потерях. Батальон в скоротечном бою потерял не мало. Нужно было оказать помощь раненым, похоронить убитых, собрать трофейное оружие, опросить пленных.
Комбат прислонился к стволу березы, печально глядел на голые ветки с набухшими почками. Поблизости солдаты копали братскую могилу, и скрежет лопат хватал за сердце. «Вот оденутся деревья листвой, но герои будут спать вечным сном… А ведь только что были рядом…»
Вместе с Гусевым оглядел усеянное вражескими трупами место схватки.
– Вот это накосил капитан Гусельников!
Откуда взялись немцы, как врезались в колонну батальона?
Вот лесная дорога, по ней шли фашисты. Здесь вот она сливается с дорогой, по которой двигался батальон. Ну, а основной виновник этой встречи, конечно, туман.
Пришел Берест:
– Не так уж велики наши потери. А разгромили мы почти батальон, вырвавшийся из шнайдемюльского котла. И представьте себе, какие среди них были?! Иду сейчас полем. Вдруг – выстрел. У самого уха пуля пролетела. Еле отыскали стрелявшего. Офицер, лежит с пистолетом. Убитым прикинулся. Вот гад!
Настроение у пленных подавленное. С тупой покорностью встретили они распоряжение Ярунова захоронить своих убитых.
Чтобы освободить кузов машины для трофейного оружия, шоколад решили раздать солдатам. Бодров отсчитывал каждому по двадцать плиток.
Над ним подшучивали:
