– «Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура» побежал вперед и обогнал его. Унтер-офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в двадцати шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее».
– Не то ли чувствовал и ты вчера? – шепнул Сорокин на ухо сидевшему рядом Правоторову.
– Похоже, Лев Толстой и мои чувства предугадал, – отозвался Виктор. – Видел впереди тоже только одно – рейхстаг.
Артистка читала новый отрывок, уже о последних днях наполеоновской армии:
– «Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу».
– Да, вот как бесславно кончаются все попытки завоевать Россию, – сказал Кузьма Гусев Бодрову.
– А Россия стояла и стоять будет вечно, – в ответ взволнованно сжал ему руку Федор Бодров.
Выйдя после концерта из рейхстага, Бодров несколько минут стоял на широких ступенях лестницы, всей грудью вдыхая прохладный ночной воздух, пахнущий молодой листвой и гарью пожаров.
Вся площадь сверкала огнями. Из парка Тиргартен неслась дружная песня о могучей Стране Советов, о ее столице Москве. В левой стороне, где начиналась улица, под открытым небом показывали кинофильм.
В центре площади расположился духовой оркестр. Оттуда плыл вальс «На сопках Маньчжурии», там кружились пары.
Заметив, что многие смотрят на крышу рейхстага, Бодров сошел со ступенек и тоже вскинул голову.
Над куполом колыхалось под весенним ветерком красное знамя; освещенное с разных сторон светом прожекторов, оно пламенело в черном небе, и казалось, что само полотнище излучало яркий свет.
Чей-то баритон пропел строку из песни о красном знамени: «То наша кровь горит огнем!» Да, многие отдали свою жизнь за свободу. Парижские коммунары, краснопресненские рабочие, герои штурма Зимнего, Перекопа и Волочаевки – нет, пожалуй, уголка, где бы трудовой народ не пролил кровь в жестокой борьбе за свободу.
И теперь вот наше, советское Знамя победным огнем полыхает в вышине.
Гори же ярче, наше Знамя, наша кровь, свети на всю Германию, на весь земной шар, зови людей на священную борьбу за свободу, за братство и равенство всех народов!
Навеки запиши, рейхстаг, это событие в свою историю!
Неподалеку от Бодрова любовались освещенным Знаменем и разведчики. Вскинув руку, Виктор Правоторов читал Маяковского:
Под свой кабинет Неустроев избрал ту комнату, которая в дни битвы за рейхстаг была командным пунктом батальона.
Пришедший в гости Давыдов (его батальон разместился на территории Моабита) заметил?
– Мог бы и получше взять, Степа.
– Нет, Вася, для меня она самая лучшая. Здесь был мой последний КП. Отсюда мы и показ рейхстага экскурсантам начинаем.
– Вот уж никогда не думал, что боевой комбат станет экскурсоводом! – засмеялся Давыдов.
Шутка друга осталась без ответа. Дежурный привел очередную группу воинов, и Неустроев начал рассказывать о боях за рейхстаг.
В коридоре, обратив внимание экскурсантов на обгорелый пол, рассказал, как пламя подбиралось к КП и как героически с ним боролись. На лицах воинов появились улыбки, когда Неустроев вспомнил, как лейтенанта Береста обряжали полковником для переговоров. В овальном зале описал, какие схватки вела в нем рота Сьянова. Когда провел людей на территорию, где действовал батальон Давыдова, многозначительно подмигнул Василию и сказал:
– О боях здесь, товарищи, я мало что знаю. Но, к счастью, среди нас комбат Давыдов. Это его участок, ему, как говорится, и карты в руки. Прошу, товарищ капитан, принять бразды экскурсовода.
