автомобилистом, то есть после «матового стекла»[72].
НА БОРТУ, 6 ИЮЛЯ 1965 ГОДА
Гладкое море с желто-коричневыми массами, которые напоминали «цветение» Боденского озера. Только они были не равномерными, а разделенными на параллельные полосы, которые мы сначала рассекали под прямым углом, а потом плыли вдоль них.
Обход корабля с Юргеном Хардтом, старшим помощником капитана, затем беседа в его каюте за рюмкой мартини о службе и об иерархии на борту. Около одиннадцати часов Хардт ненадолго удалился, чтобы наблюдать кульминацию Юпитера, однако вскоре возвратился обратно, не исполнив задуманного, поскольку было слишком пасмурно. Его служба начинается в половине четвертого утра и продолжается долго; ему только урывками удается немного поспать. В сейфе лежит запечатанный конверт на случай начала мировой войны.
Одновременно уверенный и туманный взгляд; глаза северных моряков.
ДЖИБУТИ, 7 ИЮЛЯ 1965 ГОДА
Пасмурный, горячий и влажный воздух: прачечная. Иногда из дымки возникают контуры небольших бесплодных островков. Я подумал о «Тайнах Красного моря» Анри де Монфрея, который уловил это настроение.
По левому борту остров Перим, сильно укрепленный, за ним горная гряда континента. На одной вершине розовый горный замок, фантасмагорией расплывшийся в горячем тумане. Я пишу «замок», поскольку посланник, рассматривавший побережье в превосходный бинокль, назвал его «château». Он, кажется, был знаком с ним, но не знал, обжит ли тот — уже более двух лет там идет гражданская война.
В прежние времена, после того как Омейяды были изгнаны из Дамаска, здесь стояли замки одной из их боковых ветвей, Бени Тахер. Посреди таких окруженных раскаленными скалами резиденций мыслимо лишь одно наслаждение — деспотическая сила, в случае если грёзы не населяют пустоту своими собственными творениями, как грёзы святого Антония. Мы находимся у Баб-эль-Мандеба, у «Ворот слез», через которые из Африки в Азию тянулись караваны рабов, одного из самых мрачных уголков нашего мира.
С наступлением темноты в Джибути. Стройные негры, темными ящерицами двигающиеся как тени, грузят мешки с кофе. Они следуют такту передового певца, который еще продолжает свою мелодию, когда кран уже подхватил груз. Глаза и зубы светятся в ночи.
Чтобы сделать хотя бы несколько шагов по африканской земле, мы идем по асфальтированной дороге сначала между складами, потом вдоль вилл. Перед некоторыми несут караул солдаты Иностранного легиона. Воздух влажный и тяжелый; тем не менее кустарники, возвышающиеся над каменными стенами, высохли — их покрытая пылью листва напоминает зеленую пенистую резину. Из домов доносится музыка проигрывателей и обрывки неторопливых бесед. Знойная дыра, в которой рано или поздно неизбежен cafard[73]. Всё, и настроение подавленности тоже, напоминает мне мои прежние хождения в Оране. Надо надеяться, мы причалим здесь и на обратном пути, чтобы я смог проверить впечатление.
Подобные настроения как магнитом притягивают отвратительные картины. Например, зрелище раздавленной колесами твари, вероятно, мелкого хищника. При свете уличного фонаря я разглядел характерный прикус; верхняя и нижняя челюсть образуют оснащенное острыми зубами кольцо. Все остальное неузнаваемо. Рой тараканов почуял добычу; они снуют между нею и складом. Снующее движение, в котором не разглядеть деталей, излучает нечто зловещее и демоническое.
Таракан — это крыса среди насекомых; и те и другие распространены по всей планете, держатся стаями, размножаются массами в благоприятных местах, отдавая предпочтение кораблям и складам, используют внезапное нападение из засады, обладают невообразимой прожорливостью.
Это, разумеется, суждение ограниченное, но при таком уровне отвращения и оно требует над собою усилий. Животное это не менее чудесно, чем все другие, и в великом хозяйстве природы выполняет свою задачу. По сравнению с очень легким весом его производительность чудовищна; ни одному инженеру не создать ничего подобного.
НА БОРТУ, 8 ИЮЛЯ 1965 ГОДА
В Аденском заливе; волнующееся море. Корабль сопровождает новая порода чаек; голова и крылья нежно-коричневого цвета; тело, хвост, узкая полоска на шее и кромка крыльев окрашены в светлые тона. Залюбуешься, как легко они выдерживают темп корабля; они сопровождают его на длинных переходах в чисто планирующем полете. Наблюдение за животными и птицами, несомненно, один из лучших видов отдыха.
Во второй половине дня я попросил профессора восполнить один из моих пробелов в образовании относительно запутанного различия массы, веса и объема; я имел об этом весьма смутное представление. Западноевропейский гений проявляет себя не только в том, чтобы что-то мыслить, но также и в том, чтобы мыслить что-то абстрактное, например, время, пространство и тяжесть; сегодня он вновь проявил себя, измыслив «антиматерию».
Список начинается монахом, который открыл торможение. Этимологически «масса» происходит от massa; так древние называли тесто для хлеба.
Вечером на мостике, чтобы увидеть Южный Крест. Однако созвездие еще находилось низко и было частично скрыто в атмосферной дымке, кроме того, его затмевал блеск полумесяца, который стоял почти в зените.
Затем рассматривание навигационной карты и беседа со старшим помощником капитана. Так мы узнали удивительную историю одного несчастья, произошедшего некоторое время назад вблизи Бермуд. Один инженер, который после празднования дня рождения направлялся к себе в каюту, слишком сильно перегнулся через поручни и упал за борт. Его хватились только через два часа при смене вахты. Море бушевало; представлялось совершенно невероятным найти его; однако корабль развернулся и лег на обратный курс. Спустя четыре часа он достиг того места, где предположительно случилось несчастье, и принялся там крейсировать; капитан приказал обшаривать море прожекторами — тщетно, как сразу же стало понятно. Разумеется, когда потеря стала очевидной, о ней объявили по радио, чтобы уведомить те суда, которые могли находиться поблизости. Это принесло удачу, потому что через четырнадцать часов человек, который все еще плыл, был обнаружен пожарным судном и поднят на борт.
Позднее он сообщил, что, несмотря на сильное волнение моря, ему удавалось, наполовину плывя, наполовину дрейфуя, держаться на воде; в таких ситуациях это, прежде всего, означает беречь силы. Ветер благоприятствовал ему, волны накатывали сзади, соленая вода разъела затылок, так что слезла кожа. Когда рассвело, появились рыбы и принялись играть с ним; они толкали его носами и мордами. А когда, наконец, стал приближаться спасительный корабль, его охватил страх, что тот пройдет мимо — голова среди волн казалась не больше точки. Он стянул кальсоны, еще сохранившиеся на нем как последний предмет одежды, и принялся ими размахивать.
Приключение заставило меня задуматься о самых разных вещах, в том числе о статистике, ибо оно выходит за рамки вероятности. Сколько людей должно утонуть, прежде чем спасется один? И почему именно он? Это чудо, во всяком случае, для тех, кого оно касается. И если он его так воспринимает, то должен
