Хозяин дома высказал мнение, что привлекательность этой заурядной и скучной книги основывается на второй главе, которую я как раз просматривал. Там во всех технических подробностях изображается процесс лишения девственности. Это напоминает работу дантиста, пломбирующего зуб.
Дело демифологизации, которым сегодня занимаются бесчисленные умы, напоминает деятельность муравьиного роя, проникшего в кухню и с фантастическим усердием двигающего там челюстями. Муравьи изгрызают деликатные вещи, не уставая сообщать друг другу, как это вкусно. Ганглии, конечно, грубее, чем они же, к примеру у Ретифа де ла Бретонна. Эротический роман конца XVIII столетия лучше решал задачу.
Демифологизация нацелена на приспособляемость личностей и их поведение в соответствии с законами машинного мира. Обязательный атрибут (коль скоро роман берется за это дело) — нечто вроде фонографической и фотографической аутентичности. Герой должен, как весь мир, носить джинсы и говорить не иначе, как можно услышать в метро или на улице. Отклонения могут вести только вниз по лестнице, например, к гротеску или жаргону. Со времен Золя это мастерство достигло значительного прогресса.
Дефекты героя должны не только отмечаться, но и подчеркиваться. Так Мэри Маккарти неоднократно упоминает, что у типа, совершающего дефлорацию, воняет изо рта. Эта черта бросилась мне в глаза уже у Сартра. Персонажи напивались, их тошнило, у них была менструация и так далее.
В замечаниях одного современного романиста по поводу своего ремесла я нашел высказывание, что солдат должен иметь плоскостопие и тому подобные недостатки, чтобы проявить литературный талант. С этим худо-бедно еще можно согласиться — сниму шляпу, если при этом получается какой-нибудь Фальстаф или Санчо Панса.
Выступает ли кто-либо как нищий или миллионер, как гений или деревенский дурак, имеет значение, пожалуй, для общества, однако не для поэта. Это справедливо также для живописца, мима, танцора, вообще одаренного человека. Он всему отводит свой ранг.
Потом мы вчетвером поднялись на Шафберг при теплой погоде, но с резким ветром. Воздух был сухим и теплым; взгляд далеко охватывал швабский край с квадратами его пашен и темными участками леса.
Широкая котловина была когда-то еще вольнее; между тем многое заросло лесом, и с исчезновением овечьих отар на лугах поднялся можжевельник. Овцеводство для Георга фон Котта было еще важным дело, которое иногда даже оттесняло на второй план издательские заботы; так, в авторской корреспонденции часто обнаруживается указание, что из-за стрижки с ответом пришлось-де повременить.
Во время восхождения мы беседовали об этом с его правнуком. В лощине снова и снова возникала большая овчарня, которая, слава Богу, еще сохранилась. Такая постройка очень согревает сельскую местность, как другие ее вымораживают.
Потом о содержании скота в целом и его автоматизации в частности. Бройлерные петушки: клювы, гребешки и когти обрезаются, вообще все, что нецелесообразно экономически. Неподвижность, искусственное освещение, гормоны и яды, под конец впрыскивание пряностей. Все, что из этого вытекает, очень подозрительно; люди, которые снабжают нас по такой технологии, для собственной надобности держат дюжину куриц-несушек, которые по старому обычаю копаются в навозе.
«Одна мысль о продаже душ ужасна; следует опасаться всего, где ярусами громоздятся такие жилые гробы для псевдосуществ. Животные делаются големами, безымянными; пропадает „схема“».
Так говорил Франц фон Котта, суждения которого часто меня удивляют, поскольку совершенно выходят за рамки экономического мира. Поэтому ему нелегко подобрать партнера, который к тому же еще согласился бы считаться, например, и с астрологическим обоснованием не только характеров и явлений, но также повседневных мероприятий. При любом поступке или поручении, перед строительством загона, началом поездки, покупке и продаже бумаг, проверяется констелляция. То есть основательно исследуется конъюнктура.
Такие обоснования архаичны; они, как здешняя дорога на гору Шафберг, ведут к неожиданным безднам. Я вспоминаю, например, 19 главу Евангелия от Иоанна: воины делят одежды, но решают не раздирать хитон, потому что он-де несшитый, «а весь тканый сверху». Этого вполне достаточно, чтобы объяснить их поведение; но теперь вскрывается подлинная причина: «Да сбудется реченное в Писании: „разделили ризы Мои между собою и об одежде Моей бросали жребий“». Указание на 22 псалом[265], который вообще проникнут пророчеством.
Нынче, рационалистически касаться таких комбинаций, которые культивируются только сектами и эзотерическими кругами просто. Например: «Цитатами из Библии можно доказать всё». К этому можно даже добавить: «и наоборот», а также вопрос: «Как это, собственно, получается?» Как под каждой биологической констелляцией, любым «биотопом», таится констелляция геологическая, так и под каждой логической связью — связь мантическая. Это мир для себя с его упованиями и ужасами, с возвышенными и фиглярскими умами, мир, в котором вещи «соответствуют», от берега Патмоса до самых задних дворов, в которых гадают на картах.
Почва богата окаменелостями. Об этом мне говорил еще Альфред фон Штауффенберг[266], замок которого расположен в пределах видимости. На обочине лесных дорог мы осмотрели несколько горных разработок. Кусок известняка, который я мог охватить ладонью, был сформирован из крохотных аммонитов, раковин и плеченогих, по меньшей мере из дюжины по-кубистски сдвинутых вместе видов, и вдобавок еще нашпигован кристаллами железа.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 20 НОЯБРЯ 1965 ГОДА
На кладбище; в пятый раз исполняется день смерти Перпетуи. На могилах уже лежал снег; зима наступила рано. Перед мертвыми мысль останавливается, как перед непреодолимой пропастью. Она не может сомкнуться, пока мы не умрем сами.
«Больше света»[267], это, прежде всего, значит: другого света. Спор о цвете, который ведется физиками и метафизиками, сам по себе важнее, чем его результаты. Отцы и матери в этом тоже находят радость.
В молчании таится еще и нечто другое; оно не исчерпывается безмолвием. Прилагательное «тихий» является одним из тех, у которых превосходная степень выглядит как-то неправильно, и все ж иногда из тишины выделяется нечто более сильное.
Мы знаем молчание, которое становится тягостным. Основывается оно не на длительности, и все же длительность может вызвать «другое». Определенные формы аскетизма имеют это своей целью.
Во время пути через лес у меня возникает впечатление, что на переходах становится тише, хотя до этого не было слышно ни звука. Это специфическое, иного рода молчание; оно может стать очень сильным. Так случается, если мы находимся вместе с мертвым.
ВИЛЬФЛИНГЕН, 21 НОЯБРЯ 1965 ГОДА
Укомплектование новой библиотеки. Полки для нее я попросил изготовить за время путешествия. В светлом помещении приятно пахнет яблочным эфиром и свежеструганной древесиной. Это — седьмое собрание книг в доме.
Сначала требовалось разместить накопившиеся книги по зоологии, в том числе двадцатитомную систему природы Линнея, подарок соседа Штауффенберга, а также новые книги, которые я прикупил в качестве запаса на зиму и перелистывал во время расстановки.
Наблюдение за животными в последние десятилетия значительно расширилось и усовершенствовалось — и не только благодаря техническим, в частности, оптическим вспомогательным
