— Боюсь, что это все... Наверное, я напрасно вас побеспокоила.
— Нет-нет. Вы правильно сделали, что позвонили мне, и я вам очень благодарен. Ремонт у вас закончился?
— О боже! Они ушли, но вам просто повезло, что вас не вызвали сюда на убийство — извините, нехорошо так шутить, когда эта бедная девушка... Я надеюсь, вы скоро узнаете, что случилось.
— Я узнаю.
Он спустился вниз по лестнице и, выйдя на мокрую улицу, решительно направился в сторону виа Романа.
Милая женщина, которая искренне хочет помочь. Место, где люди перебирают вещи и болтают. Жизнь определенно вернулась к норме. Он узнает.
— Сейчас я к вам подойду! Сейчас... Нет! Не вешай их туда! Я тебе сто раз говорила сложить их в коробки! Кому нужны свитера в июне? Сейчас я подойду!
Но она не подошла. Она была повсюду, но не рядом. То и дело ее взъерошенные светлые с проседью волосы и звенящие серьги взлетали над вешалкой с одеждой, чтобы тут же скрыться между шатких стопок из джинсов, где она напускалась на невидимую продавщицу.
— Я тебе говорила! Нельзя вешать вещи вместе, только потому, что они одного цвета! Развесь их, ради бога, по размерам! На этой вешалке сорок второй, потом сорок четвертый, а это что? Смотри сюда! Сорок второй! Та женщина все еще в примерочной? Иди проследи за ней. Что я тебе говорила о...
Вдруг кудри и серьги заплясали у плеча инспектора, а голос понизился до театрального шепота, который, впрочем, был так же, как и ее крики, хорошо слышен повсюду.
— Видите, что у меня тут творится? Вы не представляете, сколько вещей у меня воруют посреди этого бардака, а я не могу найти порядочную продавщицу себе в помощь. Эта девушка вроде ничего, но у нее ветер в голове. Она румынка и, по-моему, не понимает ни слова. — Она осеклась и прибавила громкости: — Положи эти бикини в ту коробку! Если ты их бросишь так лежать на прилавке, то к закрытию ни одного не останется! Да не в ту коробку! Разве ты не видишь, там надпись черным маркером «шарфы», на другой стороне, не на этой. Да знаю, что в ней ремни, знаю. Это тебя не касается. Просто сложи бикини в ту коробку, где они раньше лежали. На ней еще, кажется, написано «бюстгальтеры». Или «аксессуары»...
Красные ногти вцепились в черный рукав инспектора, и шепот на этот раз напоминал рычание.
— Видите, я просто разрываюсь. Я не могу отойти от примерочных, а пока я там, любой может войти и взять что угодно. Не посоветуете, как мне быть? Установить, может быть, камеры и все такое, или это слишком дорого? Вот она опять бросила там женщину, а у той четыре пиджака. Во всем нужен порядок. Я сейчас вернусь. Оставайтесь здесь.
Инспектор остался, послушный, как дрессированный бульдог, единственный крепкий, неподвижный предмет в бурлящем море копошащихся покупателей, летающих вешалок и падающих стопок. Только один раз ему пришлось подвинуться, когда молодая женщина решительного вида боднула его вешалкой с ворохом блестящих платьев.
Он посмотрел на часы. Четверть первого. Скоро все должно успокоиться, и наверняка она, так или иначе, закроет в час.
Ничего не успокоилось. Шум нарастал до кульминационного момента, когда толпу протестующих покупателей насильно выставили вон и заперли дверь.
— Мне нужно поговорить с инспектором... Ради бога!
Когда все вышли, она отерла лоб широким цветастым рукавом и сказала:
— Видите, что творится? Вы должны мне дать совет — вот посмотрите хотя бы на это сырое пятно слева над дверью. Его уже два раза закрашивали, а оно снова проступает. Может быть, вы могли бы порекомендовать мне надежного маляра, при вашем положении вы, наверное, в курсе.... Как я от всего этого устала, передать вам не могу. Давайте присядем. Этот стол считается моим, но вы только взгляните... Бросьте это куда-нибудь. Ой! Дайте мне вон то розовое платье. Я его уже два дня ищу. Мне нужно, чтобы портниха его укоротила... где мои мерки? Нету. Здесь был такой маленький желтенький стикер...
— Вот этот? — Он был на рукаве.
— Ох, слава богу. Мы бы с вами хорошо сработались. Мне кажется, эта девчонка ни слова не знает по-итальянски...
Через некоторое время завод у нее кончился, как у часов. Инспектор, глядя на унявшиеся кудри и серьги, гадал, сколько ей может быть лет. Наверное, его ровесница или старше, но растрепанная копна кудрей, непосредственная манера разговора и помещение, заваленное платьями с преобладанием оборок и блесток, делали ее похожей на усталого ребенка, который никак не хочет отложить игрушки и кукольную одежку.
Он самым серьезным тоном, на какой был способен, дал ей несколько советов, и она приняла их с не меньшей серьезностью. Он так и видел ее сообщающей своим постоянным покупателям: «Приходил инспектор из Питти и сказал мне...»
И жизнь опять потечет как прежде.
Оказалось, что девушка-японка была одной из ее любимых покупательниц. Не то чтобы она много здесь тратила, но она была такая красивая и опрятная и, конечно, носила сороковой размер, а у них всегда богатый выбор одежды такого маленького размера, включая модельные экземпляры. Она помнит этот льняной свитер, чудесная вещица, но никто не хотел его покупать. Акико вытащила его из-под груды вещей темного цвета.
— Многие предпочитают вещи более веселой расцветки, знаете ли, потому что лето, особенно для поездки к морю, но она ни в какую не хотела что-нибудь сексуальное или эффектное, хотя ей бы так пошло... Со своим размером она могла покупать много вещей известных дизайнеров — Валентино, Ферре и других, по средам, на рынке на площади Санто-Спирито. Они срезают свои ярлыки, и вещи можно купить практически даром.
Эти слова звучали как музыка для уха инспектора, поскольку они снимали с Перуцци обвинения во лжи и, возможно, вообще все обвинения. «Я был уверен, что она влюбилась. Ребенок бы все изменил, правда?»
Хотя, может быть, и не все. Лучше спросить.
— О да, в ее жизни был мужчина, потому что она водила его к Домани, тут по соседству. Потому-то она и заметила наш магазин и стала сюда заходить.
— Домани?
— Домани. Японский ресторан по соседству. Вы не обратили внимания, потому что там опущены жалюзи. Сегодня у него закрыто. Приходите завтра. Там-то они уж все знают о ее друге. А потом, когда у вас выдастся свободное время, возвращайтесь сюда, ладно? Мне нужно еще кое о чем с вами посоветоваться. Подождите, я отопру вам дверь... Верно вы подметили насчет вешалок — их нужно сдвинуть к стенам, чтобы они не мешали мне видеть другой конец зала, пока я тут. Как вы говорите, во всем нужен порядок.
— Точно. Благодарю вас за помощь.
Ну что ж... Теперь домой, чтобы хорошенько подкрепиться, а после обеда надо разобрать принесенное из квартиры в спокойной уверенности, что если не здесь, то в японском ресторане он обязательно получит сведения, которые ищет. Все магазины уже закрылись, над головой у него носились обрывки теленовостей и ароматные запахи еды. Над мостовой поднимался пар. Он шел, держась поближе к стене, куда не доставало солнце. На площади Сан-Феличе монахини, сопровождавшие малышей из детского сада, передавали их ожидавшим родителям. Толпы детей постарше шли в его сторону из средней школы, расположенной на площади Питти. Двое его собственных, наверное, были уже дома.
Может, Джованни и был дома, но не Тото. Дойдя до площади, инспектор увидел своего сына, который шел не напрямик к палаццо Питти и домой, а бежал к нему с сияющим лицом и кричал: «А я тебя жду!»
От удивления инспектор остановился как вкопанный. Тото уже давно стал таким отчужденным... а тут он скачет вприпрыжку, словно маленький мальчик, который хочет, чтобы отец подхватил его и закружил...
Улыбаясь, он едва не протянул руки ему навстречу. Сын промчался мимо, даже не заметив его. Инспектор, озадаченно нахмурясь, обернулся и увидел, что Тото стоит, положив ладони на плечи худенькой
