Коли вы меня подставили, вы дадите мне шанс докончить мою работу. Я должен переговорить с Рыбаком в любом случае.
Объяснив вкратце Юре, что он должен делать и где должен быть, я взял у него висевший у него на поясе сотовый телефон и быстро направился к «Тойоте». Проходя мимо стоящего ко мне спиной в раскоряку Храпа, я неожиданно для себя почувствовал такой прилив ярости, вспомнив, как этот бандюга издевался надо мной, что от всей души въехал ему ногой сзади между ног. Рев, огласивший поляну, напоминал голос разбуженного зимой медведя. Я не уверен, будут ли когда-нибудь у него после этого дети, но это меня абсолютно не волновало. Так же, как не волновало его и состояние моих почек после пребывания в холодильной камере. «С волками жить — по-волчьи выть», — процитировал я сам себе слова Юры.
Заведя «Тойоту», я на большой скорости направился в город. По дороге к «Олимпу» я заехал к себе домой и, достав из потайного ящика «ПМ», проверил наличие патронов в обойме, поставил его на предохранитель и засунул в карман. Объехав кафе с обратной стороны, я без труда нашел ворота того дворика, в котором меня со всеми почестями зашвырнули в багажник. Я меня было чувство героя, возвратившегося в родной город на «белом коне». Я установил машину прямо напротив ворот и, выжав до пола педаль акселератора, плавно отпустил сцепление. Мотор «Тойоты» взвыл, колеса засвистели, и автомобиль вышиб ворота, ввезя их с собой внутрь двора. Резко затормозив во дворе, я быстро выскочил из кабины и направился к небольшой будке у ворот, напоминавшей пункт продажи абонементных билетов на городской транспорт. Рванув на себя дверь, я вломился внутрь и застал там опешившего от случившегося молодого парня-охранника. Я выхватил пистолет и ударил его по лицу рукояткой. Он тут же «батоном» свалился с табуретки.
— Ну, падла, жить хочешь? — заорал я.
Охранник, которого прошиб приступ безмолвия, быстро закивал головой в знак согласия. Не дав ему опомниться, я грубо схватил его за шиворот и выволок во двор. Поставив его впереди себя, я уткнулся «Макаровым» ему в затылок и сказал:
— Быстро веди меня к Таксисту, иначе пристрелю на месте. — И дав ему пинка для ускорения процесса, быстро пошел за ним в направлении единственной двери, ведущей в здание.
Подойдя к двери, охранник нажал на кнопку звонка и отстучал на ней что-то типа «Спартак — чемпион».
— Ну, сука, если сейчас ты меня сдал, твои мозги полетят впереди тебя на три метра. — При этих моих словах парнишку затрясло мелкой дрожью.
Через несколько секунд дверь приоткрылась, и наружу высунулась голова еще одного охранника, который щурясь всматривался в окружающую действительность. В этот вечер она оказалась для него хуже, чем он предполагал, поскольку я с размаху треснул его по башке рукояткой «Макарова». После чего я двинул по металлической двери ногой, и она обрушилась на голову охранника, довершив таким образом работу, начатую пистолетом. Всего этого было достаточно, чтобы охранник плавно сполз вниз и вывалился перед нами на порог. Мы не очень-то вежливо обошлись с ним, протопав по нему, как лошади на водопой. Через некоторое время мы вышли в коридор, в который я впервые попал из зала. Прямо по этому коридору мы устремились в кухню, в которой я уже был. Миновав последнюю, я во второй раз удивил работающих там поваров, которые удивленно наблюдали за нашим шествием, на какое-то время прекратив разделку продуктов питания. После чего я заметил, что они, переглянувшись, так же сосредоточенно продолжили свою работу. Видимо, господа были тщательно проинструктированы насчет того, чтобы ничему не удивляться и ничему не придавать значения, кроме вкуса приготовляемой ими пищи. Выйдя из кухни в другой коридор, мы, чуть не сбив по дороге официанта, почесали дальше. В конце коридора мы наткнулись на металлическую дверь, у входа в которую сидел охранник. Я тут же наставил на него пистолет, прикрываясь «вратовым», и сказал:
— Быстро стучись. Скажи Рыбаку, чтобы он открыл. Меня зовут Мареев, мне надо с ним поговорить.
Охранник посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, потянулся к торчащему из стены диктофону с кнопкой и нажал ее:
— Тут какой-то ненормальный. Называет себя Мареевым, хочет поговорить, просит пропустить.
В диктофоне некоторое время молчали, потом сказали:
— Пропусти его.
— Он вооружен, — предупредил охранник.
— Пропусти его, — повторил голос.
Раздалось гудение, в двери что-то щелкнуло, и она сама приоткрылась сантиметров на пять. Я оттолкнул стоящего передо мной «вратового» в объятия сидевшего охранника и широко открыл дверь.
Как только я переступил порог комнаты, дверь за мной так же со щелчком автоматически закрылась, что существенно поубавило, но не устранило моей решимости. Мельком оглядев скупо обставленный кабинет, в котором, кроме большого стеллажа справа от входа, закрытого на замки, и мягкого дивана слева, стоял только большой письменный стол с прилегающими к нему двумя стульями для посетителей. За столом в кожаном кресле восседал хозяин кафе «Олимп».
Это был высокий крупный мужчина, хотя и несколько сухощавый. У него было прямая, как у атлета, осанка, скуластое бледное лицо, ямочка на подбородке, делавшая и без того суровый вид ее владельца еще более мужественным. Светлые волосы хотя и были редкими, но были тщательны уложены. Мужчина смотрел немигающим спокойным взглядом голубых глаз. В них можно было прочитать одновременно насмешливость, настороженность и вызов. Стараясь не терять темпа, который я набрал начиная от ворот и кончая входом в кабинет Рыбака, я решительно прошел к нему, засовывая пистолет (так и не снятый с предохранителя) в карман пиджака. Подойдя к столу, я взял стул и, поставив его прямо напротив Рыбака, сел, положив ногу на ногу. Ушибленная нога при этом сильно заныла.
— Моя фамилия Мареев, — сказал я дежурную фразу. — Я частный детектив, работающий по делу об убийстве Зимина. Сегодня я пришел к вам в гости с намерением попросить вас переговорить со мной. Но, к сожалению, для меня обстоятельства обернулись так, что диалог наш несколько отложился из-за действий ваших людей, которые я с большой натяжкой могу назвать гостеприимными. Надеюсь, вас не пугает мой внешний вид, полагаю, что вы видели более качественные образцы работы ваших милых ребятишек. На сей раз вы зашли слишком далеко и сильно подставились. Я не знаю, специально это произошло или нет, хотели ли этого ваши соперники или нет, лично я в эту историю замешан случайно. Однако поскольку у меня после истории самое пострадавшее лицо, я и обладаю преимуществом выдвигать какие-либо условия. Я думаю, вы прекрасно понимаете, что ваша игра проиграна, и боюсь, что вам ничего не остается, как согласиться на мои требования.
После такого мощного, как мне показалось, вступления, я замолчал, чтобы перевести дух и потому, что у меня заныло в затылке. Таксист прослушал мою длинную тираду, не дернув ни единым мускулом лица. Он еще несколько помедлил, потом прокашлялся, потом удобно устроился на подлокотниках своего кресла и спросил:
— Я хотел бы узнать, в чем заключается мой проигрыш и каковы ваши требования?
— Я думаю, что получение прибыли с нарушением закона является основой вашей деятельности, и нисколько не сомневаюсь в вашем профессионализме на этот счет. Но сегодня вы нарушили закон, при этом подставились: ваши люди по вашей команде избили меня сначала в подсобном помещении, приковав к стене вместе с мясными тушами, после чего отвезли меня на Молочную поляну, продолжая со мной те же процедуры, что и здесь, с разницей лишь в том, что там меня заставили еще и копать могилу. То ли они были уверены в своей безнаказанности, то ли их переиграли более сильные профессионалы своего дела, но их застукали на месте преступления — раз, сняли на видеокамеру — два. Таким образом, есть видеоматериалы, подтверждающие преступную деятельность ваших людей, в которых напрямую указывается на вашу причастность к этому делу. Если этим материалам дать ход, то вам в очередной раз придется поменять скромный, но уютный кабинет на еще более скромную, но совершенно неуютную камеру. Кроме этого, есть еще масса улик и свидетелей, подтверждающих преступные действия ваших сотрудников. Служащие вам господа находятся на месте преступления на Молочной поляне.
Я сделал некоторую паузу.
— К сожалению, при задержании они оказали сопротивление, что пагубно сказалось на их физическом и душевном здоровье. — При этом я сделал как можно более скорбное лицо. — И от этого они вряд ли
