Двенадцать лет, двенадцать лет,Двенадцать лет, как счастья нет,Двенадцать лет тоски угрюмой,И чуждый муж, но все же свой,Привычный, человек живой!36Он любит Lugne твою, как может.Где силы сделать боль ему?Его судьба меня тревожит.Такой ценой я не приму,Поверь мне, счастья: этот праздник,Пожалуй, хуже был бы казни.Нет, на несчастии другихМогу ль о радостях своихСпокойно думать? Дети! дети!Как вас делить? О, что за вздор!Оставим этот разговор,Оставим злые мысли эти:Такая воль — мрачней тюрьмы.Лишь друг вне друга вместе мы.37Да, творчество твое велико,Как падший ангел, гений тьмы,Но богоборческого ликаКраса страшна мне. Как же мыС тобою совместим всю разностьДуш наших, знающих экстазность,Таких и близких, и чужих?Я без ума от глаз твоих,От светлой нежности ребенка,От одаренности твоей,Но не от скрытых в ней идей,Кощунственных и льнущих тонкоИ искусительно в сердца…Я без ума… не до конца!38Пребудем же, Леандр, друзьями,Как были до сих пор века,Смотря влюбленными глазамиНа друга друг… издалека!В измене тела — ложь. В свиданьиБесплотном — сплошь очарованье,Святая правда близких душ…От них не пострадает муж,И невсколыхнутая совестьМоя меня не укорит.Вот путь единый, что открытДля нас — невинность встречи, то есть,Сумбур отвергшие умыЛишь друг вне друга вместе мы. —39Сказала, вздрогнула и, с крикомПрижав его к своей груди,В теряющем порыве диком,Отпрянула: «Не подходи…Единственный! Боготворимый!Не искушай своей любимой:Я обессилена борьбой, —Уйди, Леандр, господь с тобой…»…И он ушел во тьму на лыжах,Ни слова больше не сказав,Когда ж, озябнув и устав,Вернулась в келью Lugne, на рыжихЛошадках были хомуты,И голос звал из темноты:40— Готовы лошади. Мне баринВелел на станцию Вас свезть. —Был лик Елены светозарен:Сердца друг другу дали весть!Она подать велела саниСпустя неделю, от скитанийДуши уставшая, решаГоветь в монастыре. ДушаМолитвы жаждала. Все службыОна простаивала. ХрамДал исцеление скорбям,И, с чувством неизменной дружбыК Леандру, ехала зимой
