Она попятилась. Ануэрт рассказывал Белкнапу какую-то длинную и запутанную историю из жизни своего рода.
— …весьма пускается под откос во многих заведениях, — услышала она голос капитана, — что завсегда раньше были существа под именем «скваты», хотя многие школумы и прочие многоразумные полагают их только мифом, тем, что никогда не было. Но мой дорожайший великий старый дядьек калился мне, что Ануэрты имеют пару щепок их крови в какой-то дальней перспективе. Я хотеться говорить, что…
Каре не хотелось вмешиваться. Точнее говоря, она собиралась поговорить с Белкнапом наедине. Поэтому она попыталась тихо уйти.
— Кара? — оглядываясь, окликнул ее Белкнап.
Глаза на затылке. Бдительность бывшего имперского гвардейца, привычного стоять на часах.
— Просто проходила мимо, — пожала она плечами.
— Посиди с нами, — пригласил Белкнап.
— Нюхни чуток этой тупиловки, — улыбнулся Ануэрт, покачивая бутылку. — Мы просто бессмысленно болтологизируем.
— Чуть позже, наверное. Я не должна пропустить сеанс связи.
Она ушла, свернув в боковой коридор, ведущий к корабельному лазарету. Включив свет, Кара принялась копаться в стальных шкафчиках в поисках обезболивающего. Голова просто разламывалась.
Оно не могло вернуться. Не могло, верно? Пожалуйста,
Трон…
Кара остановила свои поиски, когда поняла, что уже задыхается. Паника не была для нее чем-то обычным. Она облокотилась на конторку возле стены, делая медленные и глубокие вдохи. Поблизости, упакованное в коробки, стояло дорогущее медицинское оборудование, приобретенное Рейвенором на Юстисе Майорис. Белкнап пользовался им, чтобы проверять и контролировать ее состояние. Он до сих пор брал у нее анализы раз в пару недель или около того. Последний раз он занимался этим по пути от Танкреда. И он не уставал восхищаться невероятностью ее выздоровления. Каждый раз анализы говорили одно и то же. Это доставляло ему радость.
Как она могла рассказать ему? Как она могла попросить его?
— Ты в порядке?
Кара рывком обернулась к Вистану Фрауке, стоящему в дверях.
— Прости. Ты напугал меня, — произнесла она.
— Я увидел, что здесь горит свет, — пожал плечами Фраука. — Ты в порядке?
— Голова немного побаливает, — призналась она, Фраука бросил недокуренную лхо-папиросу на палубу и, раздавив окурок каблуком, вошел в лазарет. Там он открыл шкаф со стеклянными дверцами и достал из него пузырек с капсулами.
— Вот эти штучки великолепно помогают, — сказал он.
— Это обезболивающее?
Он нахмурился, словно никогда не задумывался над этим.
— Думаю, да. Синие пилюльки сильнее всего, но вызывают забавные глюки и сушняк. Можно сказать, что они просто «перекрикивают» головную боль.
— Не знала, что ты страдаешь от головных болей, — сказала она, принимая пузырек из его рук.
— Ну… — протянул он.
— Человеку, страдающему от мигреней, я могу посочувствовать, — сказала она. — В противоположность, скажем, человеку, тайно экспериментирующему с лазаретной аптечкой.
— Значит, будем называть это мигренями, — с мудрым видом кивнул Фраука, — и не станем больше возвращаться к этому вопросу. Я только хотел помочь.
Он повернулся к двери.
— Извини, — окликнула его Кара. — Извини. Прости меня. У меня действительно очень сильно болит голова. Скажи, Вистан, твоя жизнь ведь довольно тосклива?
— Есть и свои радости. — Тупилыцик пожал плечами. — Как правило, они довольно непродолжительны и интенсивны. Но в остальное время… Короче, спасибо, что обратила внимание.
Кара набрала в стакан воды из-под ржавого крана и вытряхнула несколько капсул на ладонь.
— Две?
— Сам я обычно глотаю сразу три или четыре, — печально сказал он, потирая широкую грудь. — Но у меня и масса тела побольше, да и с утра дел не слишком много.
Она рассмеялась и проглотила две капсулы.
— Как мальчик? — спросила Кара.
— Почему бы тебе самой его не проведать?
Он провел ее по короткому соединительному коридору к маленькой комнатке, примыкающей к лазарету и хирургической палате. Только одна из шести кроватей была занята. Бледный, исхудавший Заэль лежал на ней в своем бесконечном сне, подключенный к системам жизнеобеспечения и биомонитору. Возле его кровати стояли единственный стул и тумбочка, на которой покоились лампа, информационный планшет и блюдце, полное окурков.
— Есть какие-нибудь изменения? — прошептала Кара.
— Ага. Он проснулся и принялся танцевать. Совсем забыл тебе рассказать.
— Трепло! — прошипела она с усмешкой.
— Когда он проснется, боюсь, я буду тосковать. — Фраука произнес эти слова с удивившей ее грустью. — Кто тогда будет слушать мои истории?
— Тебе чего-нибудь принести? — спросила она, но Фраука только покачал головой. — Что ж, спокойной ночи и… спасибо.
Она ушла. Фраука подошел к стулу и уселся на него, прикурив лхо-папиросу и включив планшет. Мерцание монитора отразилось на его лице.
— Так, где я остановился? — произнес он. — Ах да… «Ее розовые соски напряглись от возбуждения. Она запищала от восхищения, когда его набедренная повязка упала на палубу. Очень медленно он…»
— Что?
— У
— Проклятие! — произнес Фраука, поднося палец к верхней губе.
Он отложил информационный планшет, раздавил папиросу в блюдце и извлек из кармана носовой платок. Вытерев нос, он уставился на замаранную ткань. Кровь у него шла уже не в первый раз. Старые пятна казались налетом ржавчины.
— Не сильно. Уже прекратилось.
— Да. Ну и что? — Он убрал платок и пару раз шмыгнул носом.
— Да, что? — Фраука достал новую лхо-папиросу. — Что? Почему ты спрашиваешь?
— Она просто шла. Заткнись уже.
— А я уверен, что так бывает. И в моем случае, сынок, я просто неудачно в нем поковырялся.
— Окажи мне услугу. Заткнись. Я читаю.
— А вот мне — нет, — отрубил Фраука, снова поднимая планшет. — «Ее полные груди были столь же белыми и округлыми, как и…» — Он опустил планшет и посмотрел на мальчика. — Ты хоть знаешь, что я должен сделать, если ты проснешься?
— Ладно…
