– Hasta la vista, – сказал сержант.
Брэндон молчал все дорогу до машины. Он залез на свое место сзади и захлопнул дверь.
– Пристегни этот долбаный ремень! – сказал Скотт.
Он услышал, как Брэндон завозился, распутывая ремень. Потом раздался легкий щелчок. Скотт завел мотор и вывел машину на дорогу. Долго они ехали в молчании.
– Насколько ты пьян?
Молчание.
– Я задал тебе вопрос.
– Черт возьми, я совсем не пьян!
– Следи за своим чертовым языком!
В полицейском участке Скотт не был сердит. Теперь же он был вне себя от злости, хотя и не понимал почему.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что не знаешь Дэви? Ты ведь его знаешь.
– И что?
– И что? Какой ответ…
– Папа, смотри на дорогу!
Он пересек разделительную линию и выехал на встречную полосу. Впереди сверкали фары идущей на них машины. Скотт вывернул руль и вернулся на свою полосу. Дальше они ехали в полном молчании.
Когда они вошли, Линда, накинув халат на ночную рубашку, стояла на кухне, скрестив руки на груди. Она холодно посмотрела на Брэндона. Взгляд был ледяным, но ее глаза покраснели.
– Ну, Брэндон?
– Что «ну»?
– Ты нарушаешь свои обещания.
– Вы тоже.
– Не смей так говорить с матерью!
Скотт заметил, что Брэндон сжал кулаки, и тут же понял, что сделал то же самое.
– Брэндон, неужели ты не видишь, куда катишься? Сначала F за тест, потом прогулы, теперь – арест?
– На электрический стул?
Линда посмотрела на Скотта:
– Ты что, не мог серьезно с ним поговорить, пока вы ехали домой?
Неожиданный поворот событий.
– Подожди-ка…
– Вы, ребята, тут поговорите, а Чарли Мэнсон[20] отправляется на боковую.
– Вернись немедленно! – крикнула Линда.
Скотт промолчал. Брэндон не вернулся. Они слышали, как он поднимается по лестнице, тяжело топая.
– С чего ты вдруг начала говорить про серьезные разговоры?
– Он запутался, Скотт.
– Я спросил не об этом.
На телефоне загорелся зеленый огонек, показывающий, что линия занята. Скотт поднял трубку и услышал голос девушки: «…засранцы». Брэндон что-то пробурчал в знак согласия. Скотт крикнул: «Прекратите занимать телефон!» – и бросил трубку. Затем повернулся к жене:
– Так лучше?
– Извини. Я просто беспокоюсь. Что мы будем делать?
– Он совершенно определенно не получит права до тех пор, пока мы не будем довольны его поведением. – Скотт решил воспользоваться оружием своего собственного отца.
– Согласна. Но мы должны сделать также что-нибудь позитивное.
– Позитивное?
– Как насчет закрытой школы? Не обязательно отдавать его в Андовер.
Их глаза встретились, и Скотт понял, что они думают об одном: в Андовере даже не взглянут на их сына. Были и другие закрытые школы, но смогут ли они себе их позволить? Кредит за перестройку дома до сих пор не выплачен. Скотт не стал произносить этого вслух. Он сказал:
– Не уверен, что это – позитивное решение. Какой смысл заводить детей, если приходится их отсылать?
Линда отвела глаза и провела по ним ладонью. Она не была из тех женщин, которые часто плакали, поэтому ее реакция на звонок из полиции была немного странной. Скотт тоже не имел привычки плакать: они оба выплакали свои слезы после Адама.
– Почему бы тебе прямо не сказать, что я плохая мать?
– Я этого не говорил.
Вообще-то он был близок к тому, чтобы на это намекнуть. Было бы все с Брэндоном по-другому, если бы она осталась дома? Но тогда бы у них не было этого дома, они не смогли бы позволить себе почти полную перестройку, почти никуда бы не ездили, не покупали бы многие вещи. Список можно было продолжать. С другой стороны, Линда работала не только из-за денег. Становилась ли она от этого плохой матерью?
Их взгляды встретились. Линда знала, о чем он думал.
– Скотт, мы можем позволить себе Джулиана?
– Да.
– Может, они будут заниматься чаще? Он хорошо влияет на Брэндона.
Она была права. Они нашли компромисс. Никто не пострадает, все будет развиваться и дальше.
– Давай запишем Брэндона на ближайший SAT, – сказал Скотт. – Тогда мы будем точно знать, на что рассчитывать.
– Отличная идея! – Линда достала из кармана блокнот и сделала в нем пометку.
Они лежали каждый на своей стороне кровати. Скотт ждал, что что-нибудь произойдет, но единственное, чего он дождался, – мысли и образы, которые постепенно заполнили его голову. Из комнаты Брэндона доносилась слабая, едва слышная музыка.
Беспечный – оставит,
Лживый – обманет.
Быть может, выпитое виски – неплохое, кстати. Скотт, несомненно, выставляет его на стол каждый раз, когда к ним кто-нибудь приходит, – повлияло на мозг и следующая строка уже совсем близко?
Ничего.
Джулиан зажег сигарету, четвертую за этот день или первую за следующий. Он прекрасно понимал, что в последнее время слишком часто превышал установленную норму, но ведь он был художником. А художники, самые лучшие из них – те, что изменили мир, – всегда и во всем не знали меры. Две свечи и сигаретный огонек посередине: Джулиан опять был наедине со своим треугольником. Он чувствовал, как внутри трех огней вибрирует сила.
Но – ничего.
Затем: идея. Быть может, следующим словом было «ничего»? Не эту ли мысль пытался донести до него мозг? Джулиан взял в руки Mont Blanc и написал: «Ничто». Но ни одно слово не пришло следом. Он прочитал то, что получилось:
Беспечный – оставит,
Лживый – обманет.
Ничто
И увидел, что это хорошо.
Джулиан затянулся и открыл страницу, на которой было написано «Скотт». Он написал:
