эпилептического припадка. И я испугался, как бы не перестараться. К своим тридцати пяти я перепробовал множество женщин. Безучастных и ненасытных, фригидных и бешеных. Но с таким сталкивался впервые. И решил не рисковать, продолжая. Впрочем, у меня все равно не оставалось силенок.
– Ты всегда так? – спросил я Кристину, когда она немного пришла в себя.
– Как?… Мне было по кайфу.
– Я это заметил. А ты сама-то хоть что-нибудь помнишь?
– Вообще ни хрена! – по-простому ответила Крис. И еще раз повторила: – Мне было по кайфу. Я не кричала?
– Еще как! – усмехнулся я. И прошептал ей на ухо: – Я удивлен, что не приперся твой дядюшка. Если б он слышал, то просто не смог бы не отреагировать на твои вопли. Может, все-таки в обогревателе нет никакого жучка? Все это бредни?
– Не знаю. Вот завтра добуду отвертку, проверим… Костя, а я ведь, действительно, не помню совсем ничего. У меня уже давно не было так. И вообще, я ни с кем не спала уже больше года. Все из-за этого сраного героина… Слышь, я хочу еще!
Мда, в том, что касается секса, дочка далеко переплюнула маму!
– А не свихнешься? – развеселился я.
– Почему? – не поняла меня Крис. Видела бы она себя со стороны десяток минут назад!
– Когда ты закатила глаза и начала пускать пузыри…
– Врешь!
– Зачем это мне? Так вот, когда у тебя изо рта пошла пена и ты даже кричать не могла, я всерьез начал беспокоиться за твой рассудок. Поэтому и остановился.
– А зря, – вздохнула Кристина. – Так мы продолжим?
– Завтра, – твердо сказал я. – Еще успеем натрахаться до одурения. У нас для этого впереди прорва времени.
– Ага. А может, все же еще разок? Ну маленький, Костя, – без особой надежды переспросила Крис и, даже не дожидаясь моего отрицательного ответа, принялась одеваться. – Сегодняшний день я прожила не зря, – торжественно объявила она, надевая пимы. И откровенно призналась: – Теперь будет о чем вспоминать, когда буду… ну, это… короче, сама с собой. В общем, ты понял, о чем говорю.
Потом мы, обнявшись, сидели у меня на подстилке. Совсем недолго. Молча. Оказалось, что нам совсем не о чем разговаривать. Да, впрочем, и не было никакого желания впустую молоть языками. После такого- то! Во всяком случае, для Кристины. Она, наверное, еще раз – и еще, и еще. – переживала то, что сегодня произошло между нами. Вернее, то, что из этого сумела запомнить. Правда, я серьезно подозревал, что сумела она немного, – немудрено, когда буркалы навыкате и пузыри на губах. Но и того, что запомнила, с избытком хватит на то, чтобы вспоминать, когда будет «ну, это… короче, сама с собой».
В отличие от Кристины, я размышлял совсем о другом – о том, как завтра, возможно, получу бумагу и ручку, а вместе с этим возможность подать сигнал SOS на волю братве. То есть, сперва не на волю, а в зону. Арабу. А уж он позаботится, чтобы весть обо мне пошла дальше. Чтобы узнали воры о том, какой чудовищный беспредел творит один отмороженный мусор над их братаном – правильным, живущим исключительно по понятиям и исправно отстегивающим в общак. Не прийти на помощь такому – великое западло!
– Я пошла, Костя. – Кристина чмокнула меня в щеку, встала с матраца, накинула на плечи дубленку. – Спокойной ночи. До завтра. – И не удержалась, чтобы еще раз не отпустить мне на прощание комплимент. – Сегодня все было супер! Так, как не было никогда!
– Даже на бодряках?
– Ага! Даже тогда. Ну его в задницу, героин, – изрекла Крис мудрую мысль, – когда можно оттянуться совсем по-другому.
– И что, – не удержался я от того, чтобы не подколоть эту красавицу, – теперь отправляешься вспоминать, как «сегодня все было супер» и заниматься «ну, этим… короче, сама с собой»?
– Да ну тебя! – рассмеялась Кристина. – А хотя бы и так! Все это делают, даже монахини. И это никакой не порок. Согласен?
– Согласен. Монахиня… Не забудь, что обещала, – даже не прошептал, а только одними губами обозначил я последнюю фразу, жестом изобразив, будто пишу. Не понять, о чем я напоминаю, было невозможно.
И Кристина, конечно, меня поняла. Кивнула – мол, не забуду – и, выскользнув из гаража, плотно прикрыла за собой створку ворот, загремела замком.
В этот момент я был совершенно уверен, что девочка меня не подведет.
И она, на самом деле, сполна оправдала мои надежды. На следующее утро я имел и отвертку, и бумагу, и ручку.
В этот день я вышел из глухой обороны и перешел в наступление.
– Держи, – прошептала Кристина, доставая из-за голенищ своих пим несколько тетрадных листов, отвертку и ручку. – Спрячь в матрац. Не дай Бог, их найдет дядя.
Я улыбнулся наивности неопытной девочки. «В матрац». Вот уж первое, что сделает умудренный службой в местах заключения кум, если надумает учинить у меня шмон, так это перетрясет мою постель. И только потом примется за остальное. Обыщет тропила. Но не будет же он, каким бы бдительным мусором ни был, отрывать все половые доски! А именно под одной из них я нынешней ночью устроил тайник. Это стоило мне нескольких часов тяжелой работы в кромешной темноте, ободранных до крови пальцев и литра едкого пота. Зато теперь никто не смог бы обнаружить мой схрон, заведомо не зная, где он находится, или не разворотив по кирпичику, по досочке весь гараж. Вот только навряд ли бережливый Анатолий Андреевич пойдет на такие радикальные меры ради того, чтобы уличить меня в хранении запрещенных предметов. Да и откуда, по его разумению, у меня возьмутся эти предметы, если я выползал из гаража только два раза – в баню и на прогулку – под строжайшим надзором, а из посетителей, которые могут мне что-нибудь передать, у меня в последнее время бывали только сам кум и Кристина. Он из числа ненадежных людей, само собой, исключается. Крис тоже, – в полной лояльности своей любимой племяшки Анатолий Андреевич совершенно уверен.
В этом я с каждым днем убеждался все больше и больше, хотя и упорно отказывался этому верить, пытаясь обнаружить в демонстративной беспечности кума какой-то подвох. Ну не мог умудренный работой на зоне мусор так слепо доверять сопливой непредсказуемой наркоманке, которая даже и не пыталась скрывать, что влюблена в раба Костоправа, и готова при первой возможности принять его сторону! Что, впрочем, уже и сделала.
«Неужели кум настолько уверовал в эффективность идеологической обработки племянницы и в нерушимость родственных уз, которые не позволят ей пойти против дядюшки? – не переставал удивляться я всякий раз, наблюдая за тем, как Кристина спокойно извлекает из кармана дубленки ключи от моей „тюрьмы“. – Нет, он не такой. Анатолий Андреевич принадлежит к той категории людей, которые привыкли скрупулезно просчитывать все, даже самые, казалось бы, невероятные ситуации. Он не может ошибаться так грубо, а значит, в его поведении надо искать какой-то скрытый от меня смысл. Не исключено, что кум сейчас либо один, либо даже в паре с племянницей уверенно разыгрывает какой-то хитрый марьяж. Развлекается, негодяй, вот таким изощренным способом».
Решив не засвечивать свой тайник даже перед Кристиной, я, пока она была в гараже, последовал ее «мудрому» совету и запихал отвертку и писчие принадлежности под матрац.
– И когда будет готова записка? – Крис, как обычно, устроилась рядом со мной на подстилке, крепко прижалась ко мне. – За завтра успеешь?
– Конечно. Не роман же я собираюсь писать. Вот только не помешал бы твой дядюшка.
– Не помешает, – прошептала Кристина. – С завтрашнего дня он на работе. Мамаша, как обычно, попрется на блядки к своему кобелю. Так что, теперь я опять буду дома одна. Скукотища! Вот если бы дядя не забирал у меня ключи от твоего гаража.
«Вот если бы дядя к тому же не проявлял излишней бдительности там, где не надо, – подумал я, – и не следил за тем, чтобы племянница, уходя от меня, обязательно выключала на ночь свет, все было бы просто отлично. К утру я успел бы и накатать маляву на зону, и основательно покопаться в обогревателе».
Но, увы, прижимистый Анатолий Андреевич, наверное, был здорово обеспокоен затратами на
