то делать, надо как-то спасаться, иначе эта жуткая тетка сейчас убьет ее… Лина с трудом перевела дыхание и вдруг заметила лежавший прямо перед ней на земле метровый кусок толстой рифленой арматуры.
В это время Бастинда, достав сигареты, закурила и, глядя сверху вниз на Лину, сказала:
- Боишься, милашка? Правильно делаешь, - и она глубоко затянулась. - Сейчас я тебя прикончу.
Лина, лихорадочно обдумывавшая пути к спасению, поняла, что у нее есть только один шанс. Дрожащими руками она схватила арматурину и, словно шпагой, ткнула ржавой увесистой железякой в лицо Бастинды.
Удар, а точнее - укол пришелся прямо в глаз, и Бастинда, выронив сигарету, с хриплым воплем схватилась за лицо. Она сделала несколько шагов назад, повернулась и бросилась наутек.
Но убежала она недалеко.
Из-за угла дома, подскакивая на кочках и обломках кирпичей, выскочил заляпанный раствором грузовик. За его рулем сидел Женька Мякишев, который возил на стройку стройматериалы и портвейн. Зажав в зубах 'беломорину', он лихо вертел баранку, объезжая крупные препятствия - такие, как бытовка, стена дома или экскаватор. Более мелких деталей пейзажа он просто не замечал.
Не заметил он и Бастинду, которая, выскочив из-за угла, споткнулась и упала прямо под колеса. Грузовик этого тоже не заметил, подскочив не больше, чем на обычном кирпиче. А Женька в этот момент увидел стоявшую на коленях рыжую девицу с железкой в руке и, высунувшись из кабины, прокричал:
- Привет, красотка! Стройку грабим?
Поднимая клубы пыли и подскакивая, грузовик промчался по территории стройки и, попав в ворота с первого раза, скрылся.
Народ требовал портвейна, и Женька спешил в магазин.
Выронив арматурину, Лина оцепенело смотрела на то, что еще секунду назад было живой Бастиндой.
Споткнувшись, боевая подруга бандита Червонца взмахнула руками и полетела головой вперед. В тот же миг, когда она врезалась лицом в замусоренную землю, на ее голову с ходу наехало левое переднее колесо грузовика. Череп Бастинды треснул. При виде этого Лину затошнило, и все, что было у нее в желудке, тут же оказалось на земле. Вытирая губы и кашляя, она никак не могла оторвать глаз от окровавленного трупа.
Выйдя на ярко освещенную солнцем улицу, она оглядела себя и, убедившись, что внешне с ней все более-менее в порядке, направилась в сторону Большого проспекта.
Глава пятая
В одном из домов города Кливленда, штат Огайо, Соединенные Штаты Америки, в обычной четырехкомнатной квартире перед телевизором сидела пожилая женщина.
Елена Генриховна, мать Акулины, сидела на диване и смотрела по Русскому каналу третью серию знаменитого сериала 'Место встречи изменить нельзя'.
Павел Афанасьевич, ее муж и отец Акулины и Аркадия, был в командировке.
Работая курьером в небольшой оптово-розничной конторе, принадлежавшей удачливому русскому эмигранту, он часто бывал в разъездах, и Елена Генриховна оставалась с Аркадием одна.
Исцеление Аркадия от наркотической зависимости проходило через пень- колоду, потому что американские специалисты сочли возможным не помещать его в стационар, а лечить амбулаторно, и теперь происходило что-то непонятное.
Пнем Аркадий посещал клинику, где ему делали уколы, проводили психотерапию и прочие, по мнению Павла Афанасьевича, шарлатанские процедуры, а вечером шлялся неизвестно где и с кем. Возвращаясь домой за полночь, он сразу прошмыгивал в свою комнату и запирался в ней.
Ночью Елена Генриховна слышала, как он гремит на кухне кастрюлями, и ее материнское сердце несколько успокаивалось. Сыночек голоден, а значит - не под воздействием наркотиков.
Это нелепое представление о наркомании появилось у нее еще в России после случайного разговора с соседкой по лестничной площадке. Понизив голос, Виолетта Марковна доверительно сказала тогда:
- Вы, Леночка, смотрите - если Аркаша голоден, если он ест, значит - он не под наркотиками. Наркоманы - они, знаете ли, не нуждаются в пище. Поэтому они такие худые. А если ест - значит, все в порядке.
Нетех пор любящая, но не очень умная мать бдительно следила за тем, как питается ее непутевый сын. Она сама любовно называла его непутевым, не желая видеть того, что на самом деле Аркадий давно уже превратился в законченного подонка, место которому в лучшем случае - в больнице тюремного типа.
Она винила во всем общество, улицу, школу, правительство, милицию, но суть дела от этого не менялась. Павел Афанасьевич, который относился к Аркадию совсем иначе, сказал ей однажды:
- Лена, ты не понимаешь, что происходит. Твой любимчик Аркаша смертельно болен. Но если за дело не взяться серьезно, то есть - если не изолировать его от общества, в котором он может доставать наркотики, то скоро ему придет конец.
Елена Генриховна тут же заплакала и сказала, шмыгая носом:
- Я всегда знала, что ты не любишь Аркашу. Ты заботишься только о Лине, а на сына тебе наплевать.
И она была совершенно права.
В их семье сложилось так, что всю родительскую любовь, все внимание Павел Афанасьевич действительно отдавал одной только Лине, но справедливости ради следует заметить, что точно такое же положение было и с Аркадием.
Только наоборот.
Елена Генриховна лелеяла и пестовала его, оставив заботы о Лине Павлу Афанасьевичу. И получалось, что у отца была дочь, а у матери - сын.
Увидев слезы на лице жены, Павел Афанасьевич поморщился и сказал:
- И нечего нюни разводить. Точно тебе говорю - если его не посадят, быть беде. А вообще - можно считать, что беда уже случилась. Если человек болен чумой - он обречен смерти.
Эту фразу он вычитал в какой-то книге, и теперь представился случай удачно ввернуть ее в серьезный разговор.
- Смерти? - Елена Генриховна подняла на мужа испуганные глаза. - Да что ты такое говоришь, Павлик?
