Аттические ночи. Книги XI - XX

Всей неспокойной душой, — молкнут слова на губах.
Сразу пот на груди выступает обильною влагой,
Я цепенею, молчу, силюсь и гибну без слов. [1309]

(12) Также он прибавил и другие его стихи — честное слово, не менее приятные, чем предыдущие:

Что ты мне факел даешь, Филэрот? Не нужен мне факел.
Сердце во мне горит и освещает мне путь.
Сердца не погасить ни самому дикому ветру,
Ни дождю, что льет мутным потоком с небес,
Этот огонь лишь Венера зажгла и Венера потушит:
Больше против него нет побеждающих сил. [1310]

(13) Он прочел также вот эти стихи Порция Лицина:

Вы, пастухи овец и нежных овечьих приплодов,
Вы хотите огня? Так поспешите ко мне!
Я — человек-огонь! Трону пальцем — весь лес загорится,
Все загорятся стада, все, что я вижу, — в огне! [1311]

(14) Стихи Квинта Катула были таковы:

Где моя душа? Улетела опять к Феотиму
И, как беглянка, теперь ищет убежище в нем.
Что ж? Ведь я уж давно объявление сделал такое,
Чтоб не впускал он ее, а прогонял от дверей.
Надо пойти и вернуть. Но как самому не попасться
В плен? Что делать, увы? Дай мне, Венера, совет! [1312]

Глава 10

<***>

(1) Помню, однажды я и Юлий Цельзин Нумидиец [1313] ходили навещать Корнелия Фронтона, у которого тогда серьезно болели ноги. [1314] Когда нас ввели, мы застали его возлежащим на греческом скимподии, [1315] а вокруг него сидело множество мужей, прославленных своей ученостью, родовитостью или судьбой. (2) Здесь же стояли многочисленные архитекторы, приглашенные для устройства новых бань, и показывали различные их виды, изображенные на тонком пергаменте. (3) Выбрав один образец и вид бань, [Фронтон] спросил, сколько денег потребуется для полного завершения строительства, (4) и когда архитектор сказал, что, как кажется, необходимо почти триста сестерциев, один из друзей Фронтона прибавил: „И примерно (praeterpropter) еще пятьдесят“. (5) Тогда Фронтон, отложив разговор, который намеревался вести о затратах на бани, глядя на того друга, который сказал, что <нужно> еще примерно пятьдесят, <спросил его, что означает practerpropter>. [1316] (6) А друг этот ответил: „Слово это не мое, но ты можешь слышать его в речи многих людей, (7) а что оно означает, следует спросить не у меня, а у грамматика“, — и при этом показал пальцем на учителя грамматики с весьма известным в Риме именем. Тот же, смущенный неясностью самого обычного и общеупотребительного слова, сказал: (8) „Мы исследуем то, что вовсе недостойно чести нашего исследования. (9) Ибо я не знаю, что означает это совершенно плебейское слово, употребительное скорее в речи ремесленников, чем <людей образованных>“. [1317]

(10) Но Фронтон, выражая лицом и голосом заинтересованность, спросил: „Так тебе, учитель, кажется недостойным и предосудительным слово, которым и Марк Катон, [1318] и Марк Варрон, [1319] и многие более древние пользовались как занимающим должное место в латинском языке?“ (11) Тут и Юлий Цельзин напомнил, что в трагедии Энния, [1320] которая называется „Ифигения“, встречается то самое [слово], о котором идет речь, и грамматики имеют обыкновение скорее исправлять его, чем объяснять. (12) Поэтому он приказал тотчас принести „Ифигению“ Квинта Энния. В хоре этой трагедии мы прочитали следующие стихи:

Кто не может жить в покое, тот покоя не ищи.
Ведь когда ты знаешь дело, что тебе поручено,
То тебе твои старанья только в удовольствие;
А в покое неспокойный ум лишь праздно мечется.
Так и здесь: мы уж не дома и еще не на войне,
Бродим взад-вперед без цели и не туда, куда хотим,
Все постольку да поскольку:
толк не толк и жизнь не в жизнь
(praeterpropter vitam vivitur). [1321]

(13) Когда это прочитали, Фронтон спросил у уже утратившего уверенность грамматика: „Ты слышал, наилучший из учителей, как твой Энний сказал praeterpropter в такой сентенции, какой обычно пользуются философы в своих строжайших предписаниях? Итак, мы просим тебя сказать, так как речь уже идет о слове Энния, каков скрытый [1322] смысл вот этого стиха: praeterpropter vitam vivitur („жизнь проживается кое-как“)“.

(14) И грамматик, сильно потея и отчаянно краснея, в то время как вокруг многие громко смеялись, встал и уходя произнес: „Тебе одному, Фронтон, я позже скажу, чтобы невежды не услышали и не узнали“. Мы все также встали, оставив рассмотрение этого слова.

Глава 11

<***>

(1) Две греческие стихотворные строчки пользуются славой и считаются достойными памяти среди многих ученых людей, ибо они весьма приятны и отличаются изящнейшей краткостью. (2) Довольно многие древние писатели уверяют, что автор этих строк — философ Платон, который забавлялся ими в юности, в то самое время, когда он также пробовал силы в сочинении трагедий:

Душу свою на губах я держал, Агафона целуя,
Бедная, бросив меня, рада в него перейти. [1323]

(3) Это двустишие мой друг, юноша, не чуждый муз, переложил более вольно и свободно во многих