—
Ладно! Будет по-вашему, отец, — ответил Сафар-Гулам.
—
А почему вы приехали сюда без комиссии? — спросила Мухаббат.
—
Они приехали вечером. Мы провели совещание. Для работы с комиссией выбрали несколько человек. От женщин — тебя, Мухаббат. Завтра начнут работать. Чтоб завтра пораньше начать, я сейчас и приехал за тобой. Собирайся.
Пока она одевалась, один из молодых крестьян спросил:
—
Бобо-Сабиру вы обещали отрезать землю у Бобо-Мурада. А мы как? По-прежнему будем копаться здесь, за тридевять земель от дому? А, дядя Сафар?
—
Когда начнем работу, тогда увидим. Проверим списки, возьмем землю у купцов, у ростовщиков, у богачей, у которых земли больше, чем они сами могут обработать. Проверим всех безземельных, всех малоземельных. Соберем общее собрание. Тогда и решим.
—
Вы мне не ответили, дядя Сафар. Конечно, бедняки в обиде не останутся. Но при разделе отобранных земель первыми получат те, кто будет ее обрабатывать сам?
—
А что ж нам с тезгузарцами делать? — спросил Нор-Мурад.
—
А что тезгузарцы?
—
Ай-яй, ты, вижу, ничего не понял из того, что я тебе говорил: сегодня ночью они запрудили реку кошмой и забрали к себе всю воду. А из-за этого вода вышла из берегов, затопила у нас собранный хлопок, все снопы, все растащила в разные стороны, перемочила, и еще неизвестно, уцелело ли что-нибудь.
—
Нужно составить акт и передать дело в суд.
—
Когда Бобо-Мурад изругал нас, мы тоже, по совету Сийаркула, акт составили. Тоже передали в суд. А суд ничего не сделал. Тянул, тянул, пока не замял дело.
—
Весной в суде еще были чуждые нам люди, они взяли с Бобо-Мурада взятку, а теперь состав суда обновили. Но только тут надо разобраться. Тезгузарцы воду никогда не воровали, да и никакой нужды в воде у них нет. А если б вздумали воровать, сделали бы это с умом.
—
А кто ж еще будет поворачивать воду в Тезгузар? — спросил Нор-Мурад.
—
Я говорю: тут надо разобраться.
Сафар-Гулам закурил. Немного помолчав, продолжал:
—
По-моему, тезгузарцы ли, или кто- нибудь из другого селения, но сделали это классовые враги, сделали сознательно. — Сафар-Гулам снова зажег потухшую папиросу. Вдруг вспомнив, сказал Самаду: — Э, совсем было забыл: возьми-ка мою находку!
—
Что ж это ты нашел? — полюбопытствовал Самад.
—
По дороге лошадь испугалась чего- то, шарахнулась в сторону, а я решил посмотреть, что там, на дороге. Подъехал, вижу, лежит что-то темное. Присмотрелся, — сапог. Я его поднял. Думаю — кто-нибудь из наших крестьян нес хворост, положил сверху сапоги да обронил. Это по твоему прежнему ремеслу подходящая находка. Пускай она у тебя полежит, — может, кто-нибудь искать начнет, тогда отдашь.
Самад взял сапог в руки и по привычке оглядел его, насколько позволял месяц.
—
Бедняга! Он в этих сапогах в воду попал, в сапоги натекла вода, промочил ноги, положил сапоги на хворост, чтобы, пока до дому дойдет, их ветерком пообдуло. Домой приходит, а одного сапога нет.
Он внимательно и задумчиво вертел сапог в руках, прощупывая швы привычными пальцами.
—
Если хозяин не сыщется, этот сапог я беру себе. Ладно, брат Сафар? А?
—
Бери, только к чему тебе один сапог?
— А помнишь, весной, когда мы подрались с Бобо-Мурадом, он запустил в меня сапогом? Потом сам убежал, а сапог у меня остался. Так этот сапог, если хозяин не найдется, будет парой к тому.
—
Это дело! — одобрил Сафар- Гулам.
—
Сапог можно считать почти моим. Дай-ка мне спички, взгляну, стоящий ли товар.
Сафар-Гулам посветил ему спичкой. Рассмотрев сапог, Самад задумчиво сказал:
—
Как будто это моя работа. Зажги, пожалуйста, еще одну. Снова он оглядел сапог и с удивлением поднял глаза на Сафара.
—
Это ведь пара от того сапога. Этот сапог оставался у Бобо-Мурада. Видно, он подобрал к нему пару и кому-то продал. А сапогу другой сапог пришелся не по вкусу, и он от него сбежал, решил вернуться к прежнему.
—
Погоди-ка, погоди-ка… — попытался собрать нахлынувшие мысли Самад. — Сапог мокрый, тонул в глубокой воде, потерян на дороге от Тезгузара к деревне. А по этой дороге никто из наших не ходил, и, кроме нас, ходить по этой дороге некому…
—
А если б и пошел кто, то не в мокром сапоге… Сафар-Гулам насторожился:
—
Кто ж прошел?
—
Сапог этот остался у Бобо-Мурада. Не слыхать было, чтоб в нашей деревне кто-нибудь покупал в это лето сапоги. А уж если б и купил у Бобо- Мурада, кто-нибудь из нас знал бы об этом.
—
Значит, выходит, сапог мог потерять прежде всего сам Бобо-Мурад. Потерял по дороге с этих полей к нам в деревню. И на этих полях у Бобо- Мурада никаких дел нет, и никто тут днем его не видел. Зачем же понадобилось ему ходить по дороге ночью?
Нор-Мурад вдруг забыл о своей обиде на тезгузарцев. Его гнев направился в другую сторону:
—
Ночью, крадучись, в поле из деревни никто не ходит с добрым делом. Это неспроста! По всему выходит, что ночью сюда приходил Бобо-Мурад или кто-то из его дома. И в ту самую ночь, когда кто-то пустил воду на наш урожай.
—
А ведь я примечал, что у него разные сапоги на ногах. Один был этот, с широким голенищем, с грубой строчкой по голенищу, а другой — с узким голенищем и машинной строчкой, — сказал Гафур.
—
Значит, здесь ночью был Бобо-
Вы читаете Рабы