Рабы

Эргаш с удивлением прочел длинный список Нор-Мурадова имущества:

—

«Котел чугунный, бок отколотый. Кувшин медный, бухарский. Прялка. Веретено. Корзина для хлопка. Блюда глиняные, три…» Зачем нам это?

—

А откуда мне знать, что понадобится колхозу? Что имею, то и отдаю. Раз я вступаю в колхоз, зачем мне посуда? Приду в колхоз, поем, да и назад домой.

—

Кто тебе сказал, что котлы и посуда у нас будут общими?

—

Так на улице такой разговор был.

—

Богачи и враги распускают такие слухи. Незачем этому верить. Стыдно, Нор-Мурад. Мы войну с тобой вместе прошли, я думал, она тебя уму- разуму научила…

—

А разве плохо объединить всю посуду? Зачем каждому отдельно варить обед? Лучше прийти в колхоз, поесть, да и назад.

—

Не все с этим согласятся. А навязывать людям общий обед мы не можем. Это дело личное. Одно дело хозяйствовать, другое — обедать. В колхоз идут добровольно, и вопрос о питании может решаться только добровольно.

—

А веретено для очистки хлопка и прялка для пряжи пригодятся колхозу, — сказал однорукий юноша, сидевший тут же.

—

А зачем они нужны? — спросил Эргаш.

—

Мы боремся с теми, кто укрывает хлопок. А с помощью прялки и веретена хлопок расходуется дома. Мы даже думаем составить отряд из пионеров и комсомольцев и пройти по дворам, собрать этот инвентарь.

—

Эх, — вздохнул Нор-Мурад. — Жалко, я староват. Но вы примите меня в отряд, и я пойду с вами по дворам. Ведь у того же Хаджииазара штук десять прялок найдется. Ими-то он не станет отапливаться. Они-то у него, я догадываюсь, целы и сохранны и даже где-нибудь прибраны от любопытных глаз.

—

Что ж, пятидесятилетний почетный пионер будет украшением отряда! — сказал однорукий юноша и взглянул на Хаджиназара. — А вы, дядюшка, не успели сжечь свои прялки?

Богач обиделся:

—

Товарищ Юлдашев! Покойный родитель ваш Юлдаш-ака был человеком бедным, добрым, скромным. Никогда никого не задевал, зря не обижал. Откуда у вас столько ехидства? Под каждого копаете, во всякое дело суете свой нос. Нехорошо, право.

Вожатый не замедлил ответить:

—

Вам, конечно, нравилось, что были бедны да молчаливы, работящи да скромны. С такими баям легко было. Пользуясь скромностью наших отцов, вы тогда спускали с них по три шкуры. А мы хотим по праву получить обратно взятое вами у отцов. Оттого у нас и нрав другой.

Эргаш просматривал заявление Садыка, когда бай спросил:

—

Простите, пожалуйста. Я хочу вас спросить.

—

Спрашивайте! — поднял голову Эргаш.

—

Если я дам в колхоз двадцать танабов хорошей земли, самой лучшей земли, а уважаемый Нор-Мурад даст четыре танаба плохой, никуда не годной, при сборе урожая мы получим равные части?

Эргаш ответил:

—

Пока будем вместе работать. Ко времени сбора вопрос этот успеем обсудить и согласовать в районе.

И вернулся к заявлению Садыка:

—

Так, Садык-ака. У тебя указано восемь танабов земли. Соха, борона. Бык, осел. Ты, видно, честно, с чистым сердцем идешь в колхоз.

Хаджиназар принял эти слова Эргаша как личную обиду.

—

Что ж, брат Эргаш, это и понятно. Садык — середняк. Его хозяйство покрепче, чем у меня, вот он и вносит больше, чем я.

Однорукий Юлдашев сказал:

—

Вот, дядюшка, выходит, что Садыку придется больше получить урожая, чем вам.

—

Почему же?

—

Потому что он вносит в колхоз больше, чем вы.

—

Даже если его осел стоит больше меня, то ведь моя земля больше его земли!

—

Да, действительно осел Садыка стоит больше вас, — не очень вежливо усмехнулся Юлдашев.

Хаджиназар, занятый размышлениями о дележе урожая, пропустил мимо ушей насмешку Юлдашева.

В это время Эргашу подал заявление человек в голубой чалме.

Эргаш посмотрел заявление.

—

Разве вы не были муллой?

—

Я после революции это дело бросил. Изредка, когда очень уж просят, читаю молитвы и отпеваю покойников. Но если это грешно, я брошу и это.

—

К чему эти отпевания колхозникам? У них вся жизнь впереди! — весело развел руками Нор-Мурад.

После муллы подал заявление бледный, как мертвец, молчаливый человек.

—

Чем вы занимаетесь? — спросил Эргаш.

—

Обмываю покойников.

—

А в поле не работали?

—

Не приходилось.

—

Вы решили заняться земледелием?

—

Если хватит времени, займусь. Но ведь моя работа необходима для общества.

—

Иначе говоря, вы хотите обмывать мертвых, а свою долю урожая получать с живых?

—

Не откажусь, если будет урожай. Юлдашев засмеялся: