Рабы

корова была!

—

Он всех отговаривал. А сам раньше всех побежал в колхоз. Так устроил, что теперь у него три хозяйства. Даже на воротах три номера прибил. Будто там три семьи живут!

—

А зачем?

—

А затем! Прибыль в колхозе будут распределять по семьям или по хозяйствам. Он хочет получить три доли. Поняла?

—

А если бы вы ушли из колхоза, зажили бы мы по-прежнему. Завели б и корову и кур.

—

Сегодня на собрании такой разговор был: можно корову дома иметь и кур можно иметь, если это не мешает работе в колхозе.

—

Это хорошо.

—

Что ж хорошего?

—

А что?

—

Где возьмешь корову, где добудешь кур? Из-за негодяев, вроде Хаджиназара, ни у кого не осталось ни скота, ни птицы, ни клочка сена, ни снопа клевера.

—

Но у нас-то ведь еще цело сено. Хватит на корову до новой травы. Деньги от мясника тоже целы. Можно на базаре купить корову.

—

Денег, что мясник заплатил за три головы, не хватит и на одну корову. Коров на базаре нет. А сена до новой травы нам и так еле хватит. Эту падаль, что я купил у мясника, надо кормить? Осла надо кормить? Вот тебе и все сено.

—

Что ж, для того, что ли, мы сено сберегли, чтоб колхозный скот кормить? Эта корова с ослом уже не наши, они — колхозные.

—

А я и сохранил свое сено затем, чтоб досадить Хаджиназару. Он свое отвез в Гиждуван на базар и нас всех уговаривал сделать так же. У кого не было лошади, чтоб свезти на базар сено, у тех Хаджиназар покупал сено и отвозил сам. Когда он мне посоветовал сено продать, я решил сделать наоборот, потому что я в нем сомневаться стал. Дверь от сеновала замазал, завалил хворостом. Вот сегодня и вижу, что правильно поступил.

—

Значит, если человеку не веришь, надо поступать наоборот?

—

Конечно! — назидательно ответил Садык. — Разве ты не слышала: один человек спросил муллу: «Как мне избавиться от наущений беса?» Мулла ответил: «Поступай наоборот!» Вот и я, пока слушал беса, этого щербатого Хаджиназара, потерял и своего Черного Бобра, и весь скот. А поступил ему наперекор — и сохранил сено.

—

Но почему ж все-таки вы хотите кормить этим сеном колхозный скот, а не свою корову?

—

Опять свое твердишь! Я ж тебе сказал. И к тому ж на осле я буду работать. Я старый пахарь. А извозчик и пахарь сами голодать будут, пока не накормят свою лошадь или своего быка.

В надежде на будущее жена Садыка примирилась с настоящим.

—

Ладно. Вырастет клевер, травы накосим, — тогда и купим корову.

—

Нет, на это не надейся: все земли пойдут под хлопок. Говорят, никаких кормовых трав в колхозах сеять не полагается.

—

Как же засеять столько земли хлопком? Где же найдут столько скота, чтоб ее вспахать? Да и тот скот, что есть, куда он годится? Это же одни кости. Где у него сила, откуда было ему за зиму ее набрать?

Но разговор их прервался: с улицы раздался странный, ни с чем не схожий гул.

Гул медленно нарастал.

Садык выскочил за ворота. Жена побежала на крышу.

По улице со стороны Гиждувана медленно ползли два гусеничных трактора.

Они везли за собой четырехколесные арбы, наполненные товарами, зерном, мануфактурой.

Тракторы шли неторопливо, и что-то было торжественно гордое, неотвратимое в их неуклонном и спокойном движении, когда, легко преодолевая колдобины и канавы, машины проходили через деревню.

Деревенские жители выбежали на улицу. Женщины, забывая об обычаях, выскакивали за ворота с непокрытыми головами, широко раскрыв глаза, опустив затрясшиеся руки: «Господи, господи, спаси и помилуй». Ребята бежали впереди, спеша насмотреться на диковинные машины.

Перед правлением колхоза тракторы остановились.

Трактористам пожимали руки.

Товар с арб понесли в колхозные амбары.

На крыльцо вышли Сафар-Гулам, Кулмурад, Эргаш.

Начался митинг.

Сафар-Гулам рассказывал, сколько земли может за один день перепахать такой трактор. Сравнил труд послушной машины с трудом самого сильного коня.

С крыльца сошла Мухаббат.

Тихая Мухаббат, вернувшаяся несколько дней назад из города, подошла к трактору, села за руль и повела трактор.

На нее смотрели с испугом. Старики онемели, раскрыв рты и растопырив руки.

Женщина не боялась этой машины, направила ее в колхозный двор, нигде ничего не задев. Поставила машину под навес и спокойно сошла, вытирая тряпкой руки, словно плов сварила, словно корову подоила.

В деревне еще не знали, что в городе Мухаббат кончила курсы трактористов.

Но она еще не дошла до правления, как раздались крики, спор, опять крики:

—

Не нужен нам трактор! Прочь его! Вон его отсюда! На эти крики из правления вышел Сафар-Гулам.

—

Что случилось?

Несколько колхозников, возбужденно споря, подошли к Сафар- Гуламу.

—

Не надо нам этого трактора. Он опоганит землю. Урожай на ней не уродится. Трактор — это не от бога, это от дьявола!

—

Не надо трактора! У нас есть соха, есть мотыга, — ими праотец наш Адам работал, он оставил нам их, а мы их бросаем? Нет! Не бросим!

Услышав о дьяволе и об Адаме, Сафар-Гулам засмеялся. Но вдруг брови его сурово сдвинулись:

—

Идите за мной!

Он провел их сперва в один из амбаров на колхозном дворе. Отперев дверь, он сказал: